Рассказ
— Мам, я гулять!
Эх, дурила, рано крикнул, надо было по-другому: крикнуть из прихожей, прямо с порога, и сразу же дверь за собой захлопнуть. И быстро мчаться вниз по лестнице, прыгая через две — или даже три, он теперь и так может! — ступеньки.
— Подожди-ка, — мама, вытирая руки полотенцем, выглянула из кухни. — Ты же ещё не покушал!
Так и знал.
— Ну, мам! Я не хочу!
— Павли-ик…
Ой, ну как он не любил, когда она произносила его имя вот так, с оттяжкой на «и»! Когда она так говорит, значит, её не переубедить.
Хотя пахнет с кухни соблазнительно.
— Ладно, ладно… — он поставил кроссовки на пол («Павлик, ты уже взрослый, должен понимать, что лишних денег у нас нет, поэтому вещами не разбрасывайся») и пошлёпал на кухню.
— Руки помой.
Ещё и руки! Вообще уже! А-а, ладно, быстренько сполоснём.
Ой, а суп-то вкусняцкий! Любимый гороховый, с копчёными колбасками! Пожалуй, не зря задержался.
— А лук есть?
— Есть, есть, — мама улыбнулась. — Вон, возьми из пиалки, чищеный уже. Хлеб — в хлебнице.
— «Бородинский»?
— Конечно.
— Умм!
Гороховый суп особенно хорош с луком вприкуску и с чёрным хлебом… ну и сметаны, конечно, побольше. Лук-то, лук-то какой едкий, красота! Павлика аж в жар бросило, когда он вгрызся в присыпанную солью четвертинку сочной луковицы. Потом откусил хлеба, тут же сунул в рот ложку супа — горячо, горячо, горячо! — втянул сквозь сжатые зубы воздух, так, что во рту смешно забулькало.
Вкуснотища!
Скоро ложка уже шкрябала по дну тарелки.
— Спасибо!
— А чай? Пирог с яблоками есть…
— Ну, мам! Лопну! Потом!
— Хорошо, беги… Вот, возьми мелочь, мороженого себе купишь.
Ого, даже на два хватит! Здорово! Надо будет мороженое под самый вечер купить и второе маме принести.
— Спасибо!
Через минуту Павлик уже мчался вниз по лестнице. На старой квартире пришлось бы ждать лифта, потому что жили на двенадцатом этаже, а тут этаж всего третий — р-раз! — и уже на улице. Только надо на первом этаже не пнуть — хотя здорово хочется! — банку с окурками, что оставляют вечно собирающиеся у Клементьевых гости, весь подъезд уже прокурили. Зато через эту банку можно — оп-па! — прыгнуть с шестой ступеньки, оттолкнуться от ядовито-зелёной стены, развернуться — и уже пулей вылететь во двор, так что бабульки, которые на скамейке сидят едва ли не круглые сутки, подпрыгнут от неожиданности.
По ступенькам — топ-топ! Дверь — шарах! Бабульки подпрыгивают — ага! — и ходу, ходу быстрее, пока баба Лена из третьей квартиры сложенной газеткой не вытянула! Ох, и скорая она на расправу, они тут живут-то всего ничего, а от соседки попало уже трижды — «для вразумления», как она говорит. Толку от этого вразумления, правда, чуть.
Ну, а сейчас бегом к соседнему подъезду, и маленьким камушком в Мишкино окно — пуль!
Можно было по сотовому позвонить, но простенькую Павликову «нокию» дура-кошка уже неделю как грохнула с серванта, и запас прочности прежде совершенно неубиваемого аппаратика иссяк: телефон набором деталек весело разлетелся по полу. Кошку выдрали, но что толку? Словом, до маминой зарплаты Павлик остался без телефона. Ну, или пока отец алименты не пришлёт. Хотя уж что-что, а это случится не раньше, наверное, чем рак на горе свистнет. Ну, мама так говорит.
Камушек сухо щёлкнул по стеклу — этот «канал связи» Павлик и Мишка использовали с тех пор, как Павлик лишился телефона. Главное — Мишкиной маме на глаза не попасться, а то опять начнёт про свои стеклопакеты нудить. И чего у Мишки мама такая странная?
За окном показалась вихрастая голова, потом Мишка влез на подоконник, высунулся в форточку:
— Сегодня не выйду. Видал, какая рожа?
Лицо Мишки казалось усыпанным разнокалиберными зелёными веснушками.
— Ого… А чего это с тобой?
— Мамка говорит — ветрянка. Утром повылезло. Говорит, на неделю такое.
— Заразное?
— А то! И главное — везде.
— Чего, совсем-совсем везде?
— Ага… Знаешь, как чешется!
— Почеши тогда.
— Нельзя… Мамка говорит, расчешешь — уродом останешься.
И Мишка вздохнул.
— Ну, ладно тогда, — тоже вздохнул Павлик. — Здоровей.
— Угу… Пока, — Мишка сполз с подоконника.
Вот тебе и погулял. Как же теперь быть?
Кроме Мишки, друзей в новом дворе у Павлика ещё не было. Мама говорит, пойдет он в новую школу — там быстро со всеми перезнакомится, а пока… Не с малышнёй же ему играть, хотя мальков-то полон двор. А может, на старую квартиру сгонять? Там Женька и Айдарик, и Васек, наверное, уже из лагеря приехал… Не, далеко, мама заругает. А здорово было бы со старыми друзьями в казаки-разбойники поиграть или по гаражам побегать — грохоту на весь двор, а дядя Коля-стопарик орёт с балкона всякое — или в футбол…
А тут и в футбол-то сыграть не с кем. Ну да, вон старшаки — Петяй, Жека, Витек, Сёма, Фанис и еще двое, про которых Мишка пока не рассказывал, — возле соседнего подъезда лениво пинают мячик, но они ж его с собой не возьмут. Да и побаивается их Павлик, там младше тринадцати никого нету, а Петяй-то хоть и в седьмом классе, но дважды второгодник. Куда там десятилетнему Павлику — он для них клоп-салабон, как для него те карапузы, что с совочками и ведёрками вокруг песочницы ковыляют.
Павлик поджал губы, потянул себя за торчащий вихор: так ему лучше соображалось.
