Тени предательства - [8]

Я открыл рот, но так и не сказал то, что собирался. В этот момент «Трибун» заревел.

Нам говорили, что гордость — это добродетель, но только вкупе со смирением. Я был готов к нападению. В течение долгих недель наблюдения, подготовки и планирования я ждал, когда враг покажет свое лицо. Я ожидал бесшумные корабли, несомые силой инерции от границы системы или же прямую массированную атаку из-за солнца. Наша диспозиция учитывала эти и другие варианты начальных фаз нападения.

Мой план, хоть и доскональный, не предвидел невообразимого. Из многих совершенных мной ошибок эту, возможно, легче всего понять, но тяжелее всего простить.

Все началось с сервиторов. Их были сотни, соединенные с кораблем каналами интерфейса и закрепленные в гнездах и машинных нишах. Они одновременно застонали. Некоторые исторгли инфокод, словно пытаясь очистить себя. Другие бормотали непонятные слова. У кого не было ртов, молча бились в конвульсиях.

Я пытался понять, что происходит. Затем меня ударила психическая волна и погрузила в океан обрывочных ощущений. Я слышал крики, бормотание и мольбу сотни отчаянных голосов. Я пошатнулся, зрение наполнилось цветными вспышками. Я падал, а слышимые мной звуки были осколками не принадлежащих мне воспоминаний и мук. Я тонул, зловонная жидкость наполняла мои легкие. Я парил в вакууме, зная, что почти погиб. Я закричал, когда фигура с железным лицом направилась ко мне, вытянув руки с клинками. Я кричал навстречу ветрам шторма.

— Брат. — Казалось, слово пришло издалека. Я открыл глаза. Зрение размылось, а в ушах стояли крики. На меня смотрело лицо, боль в его чертах была отражением моей собственной. На мгновение я увидел призрака, полусон из прошлого, попавший в настоящее. Затем почувствовал удар в плечо, достаточно сильный, чтобы встряхнуть меня внутри доспеха. Чувства резко прояснились. На меня смотрел Тир, худое лицо искажала гримаса подавленной боли. Его кожу покрывали капли пота. За ним я увидел смертных офицеров, которые лежали на платформах сенсоров и бились в конвульсиях среди луж рвоты и испражнений. Из их ушей и глаз текла кровь, запачкав наполненных помехами экраны данных. Некоторые, судя по их неподвижности, были мертвы. Рот наполнил вкус сухого пепла и могильной гнили.

— Смотри, — выкрикнул Тир и указал на голопроекцию системы Фолл, которая вращалась в воздухе над нами.

Я посмотрел и выкрикнул приказ о полной боевой готовности в тот момент, когда мой мозг только осознавал увиденное.

Перед глазами вспыхнула и погасла тысяча энергетических сигнатур. Сенсоры перегрузились, и на нас обрушились сотни сообщений ауспиков, они исходили из источников, которые то появлялись, то исчезали. Это было похоже на то, как фосфорный снаряд рассыпает искры на фоне ночного неба. Когитаторы рычали, пытаясь обработать и оценить внезапный ураган данных. А тем временем кошмары и видения пронеслись растущей волной по нашим разумам.

Затем все закончилось. Последние энергетические сигналы исчезли с голопроекции. Машины затихли, сервиторы рухнули на своих постах, а лихорадочные видения покинули мой разум.

Двадцать восемь дней до битвы в системе Фолл. Система Фолл

Они лишили нас страха, но не сомнений. «Прав ли я? Заблуждался ли? Что произойдет?» Эти вопросы донимали меня, и я заставил их умолкнуть. Командующему необходимо держать сомнения при себе. Ты не можешь обратиться к другим за уверенностью, потому что ты — их уверенность. Ты не можешь поделиться своими сомнениями, чтобы они не расползлись как губительная болезнь по телу. Ты одинок. Иногда я задавался вопросом: «Чувствовали ли нечто подобное примархи; изводили принятые решения их так же, как и меня?»

Я часами тренировался со своей ротой. Обычно я нахожу успокоение в подобной практике, но вопросы не оставляли меня в покое. «Что если штормы не утихнут? Должен ли я изменить план? Что бы сделал Сигизмунд?»

Тренировочный зал протянулся на полкилометра вдоль борта «Трибуна». Противовзрывные двери перекрывали проемы шириной с танк в одной из стен, отсекая вакуум. Палуба представляла лабиринт баррикад и обгоревших развалин. С потолка свисали орудийные сервиторы, скользившие вдоль платформ, чтобы вести огонь с различных углов, как того требовал тренировочный сценарий.

Посмотрев вверх, я заметил, что стволы орудий сервиторов раскалились докрасна. Они увеличили темп огня. По кромке абордажного щита плясали искры. Над головой хлестали потоки трассирующего огня. Держащая щит рука дрожала от ударов крупнокалиберных пуль. Трассирующая очередь поразила гребень шлема, и я почувствовал, как заныли мышцы шеи. С обеих сторон от меня двое воинов первого отделения прижали щиты к левому боку и расставили ноги.

Каждый щит — толстая пластина из пластали высотой в две трети роста астартес. Дула болтеров торчали из вертикальной прорези с правой стороны каждого щита. Встав плечом к плечу, мы образовали металлическую стену. В боях внутри космических кораблей с ее помощью мы выживали и побеждали. Подобная тактика боя груба и прямолинейна: это дисциплинированное и отработанное убийство. И, возможно, это моя самая любимая тактика.