Тени на стене - [38]

— Подтолкни, — попросил Сеня–Сенечка. — Сейчас заведется.

Мотор зачихал и заработал, увеличивая обороты. Тогда они обоих немцев засунули в коляску. Сеня–Сенечка положил руки на руль, а Нечаев уселся сзади, прижимаясь к его спине. И в ушах у него засвистел ветер.

Небо над морем медленно зеленело, обнажив пустынный горизонт, и Нечаев с тоской подумал о том, что где–то там, далеко–далеко, лежит под солнцем его родная земля, тогда как над ним, над этой горной дорогой и высоким скалистым берегом, поросшим пихтами и сосняком, все еще висит глухая ночь.

Мотоцикл пожирал километр за километром. Шкляр пристально вглядывался в дорогу, ощупывая взглядам каждую изгородь, каждое деревцо и каждый куст, которые неслись им навстречу. Опасность могла быть всюду. Она, казалось, была разлита в холодном воздухе.

Дорога вела в город. Она петляла. Мотоцикл протарахтел по деревянному настилу какого–то мостика, висевшего над горной речушкой, промчал мимо глухой монастырской стены. За ним клубилась, медленно оседая, серебристая пыль.

Разумеется, было заманчиво лихо домчать до самого города. Но об этом не могло быть и речи. Немцы патрулировали все участки дороги. И от мотоцикла надо было поскорее отделаться. Во всяком случае, еще до того, как совсем рассветет.

Сеня–Сенечка затормозил и, выключив мотор, соскочил на землю.

Он остановил мотоцикл над обрывом. Внизу, под дорогой, теснились камни. Из ущелья на Нечаева дохнуло сыростью.

— Подтолкнуть?

— Подожди, — сказал Сеня–Сенечка и заглянул в коляску.

Он обнаружил солдатские пилотки и фляги, Что ж, пригодятся… По городу, надо полагать, солдаты не разгуливают в касках. А им надо в город. И они ничем не должны отличаться от других немецких солдат, которые в свободное время расхаживают по улицам, заглядывая в магазинчики и кабачки. Оттого и автоматы им тоже ни к чему.

— Автоматы жалко, — сказал Нечаев.

— Ничего не попишешь.

— А фляги?

— Фляги, пожалуй, еще пригодятся, — ответил Сеня–Сенечка. — Ну, взяли…

Они подкатили мотоцикл к обрыву и столкнули его вниз, в пропасть, вместе с немцами. Мотоцикл несколько раз перевернулся в воздухе и пропал из глаз.

— Все… — Нечаев выпрямился, вытер пилоткой взмокший лоб. Сунув руку в карман, он нащупал пачку сигарет.

— Теперь можно и покурить, — согласился Сеня–Сенечка. — А мой–то немец, оказывается, был некурящим, тебе повезло. Давай присядем вон там…

Слева от дороги был облицованный камнем фонтанчик. Вода из его трубы звонко падала в деревянное корыто, из которого, должно быть, поили скотину. Нечаев первым делом подставил голову под студеную струю.

Дорога по–прежнему была пуста. Над нею нависала громада леса. Нечаев и Шкляр вскарабкались по камням и углубились в чащобу. Там было сыро и темно.

Глава десятая

Поднялось солнце, и туман из сырых ущелий пополз к морю, и стало видно, что все скалы покрыты красноватым мхом, и с моря, маслянисто блестевшего далеко внизу, задул теплый ветерок, пряно пахнувший знойным югом — сладким полумраком кофеен, ореховой халвой и финиками — запахами, которые Нечаеву были памятны с детства. Вскоре верхушки сосен свежо запламенели.

Хотелось есть. Нечаев уже жалел о том, что не притронулся к фасолевой похлебке, которую они нашли в шалаше. Сюда бы сейчас остывший горшок!.. Но он тут же постарался отогнать от себя эту мысль.

Прошел час, второй, третий… В лесу становилось душно.

Плутая по горным тропкам, Нечаев и Сеня–Сенечка неожиданно для себя набрели к полудню на одинокую лесную избушку. Удостоверяем что вокруг тихо, Нечаев заглянул в темное оконце и осторожно поскучал. Никакого ответа. Тогда он подозвал Сеню–Сенечку, стоявшего за деревом, и тот, подбежав к двери, приналег на нее плечом с такой силой, что щеколда выскочила из ржавой скобы.

Изба как изба… В ней было чисто, прибрано. Вдоль стен тянулись полки с глиняной посудой. У двери на крюках висели медные котлы. Кровать в углу была покрыта белым одеялом из козьей шерсти. Но всюду лежала пыль и ясно было, что в этой избе не жили, что сюда наведывались редко. Оттого и еды в этой заброшенной избе не было.

Нечаев так умаялся, что тяжело опустился на стул.

Руки он положил на добела выскобленный деревянный стол. Над ним на длинных цепях висела керосиновая лампа с медным резервуаром. Из мутных окон лился сумрачный лесной свет.

Что делать?.. Оставаться в лесу не имело смысла. Немцы вот–вот начнут его прочесывать. Они, надо думать, уже спохватились… Тогда, быть может, спуститься к дороге? И это было опасно. Но другого выхода они не видели. Только так они могли добраться до города. Пешком. А еще лучше на попутной машине. В городе их не найдут.

Там, в этом незнакомом городе, они должны были разыскать сапожника. Если, конечно, того еще не подобрали, как старика–сторожа, который должен был их приютить. Тогда… Впрочем, вернуться в лес они всегда успеют. Запасутся продуктами. На хлеб, надо думать, у них денег хватит, и мигом смотают удочки.

Вывернув карманы, Нечаев разложил на столе все свое трофейное богатство — сигареты, зажигалку, какие–то письма, деньги… Тридцать левов! Да это же сумма. И это не считая тех двух монеток, которые зашиты у него в трусах.