Тени (дилогия) - [2]

Да что бы она стала делать, окажись на месте мамы? Наверное, с ума сошла бы или руки на себя наложила.

Даша восхищалась матерью. Она и приехала поступать в Москву, чтобы чего-то добиться и потом помогать ей и сестрам. Заветная мечта – купить маме дом за городом, о котором та мечтала, и дать возможность никогда больше не работать.

Слова свекрови полоснули по сердцу ножом. Оскорбления Даша могла бы простить и проглотить, но не тогда, когда дело касалось мамы. Чего тогда Даша только ни наговорила, как только ни честила Лидию Михайловну, вспоминая все подробности совместного проживания. Извлекла из памяти весь бранный лексикон дворовой юности.

У свекрови горели уши, а глаза становились все больше. Только когда Лидия Михайловна за сердце схватилась, Даша опомнилась и умолкла. Но было поздно.

Глядя в холодные, как у змеи, глаза свекрови, она поняла – та ей житья не даст. В лепешку расшибется, но разведет с Данилой, а возможно, и дочку отберет. В Москве Даша – никто. Лидия Михайловна и свидетелей найдет, подтверждающих, какая она плохая мать, и ей нельзя оставлять ребенка. Даша поняла: у нее теперь два пути. Первый – броситься свекрови в ноги и умолять о прощении. Второй – навсегда покинуть этот дом. Она сознавала, как будет нелегко и ей, и Даниле. Но еще понимала – после сказанного о матери скорее умрет, чем попросит у свекрови прощения.

Даша собрала вещи тут же. И свои, и Данилы, и Динки. Когда муж со свекром вернулись домой, на пороге их ожидали чемоданы. Петр Львович робко спросил у заплаканной жены:

– Милушка, что случилось?

Даша невольно поморщилась – терпеть не могла ласковое прозвище, которым свекор неизменно называл жену. Старая ведьма – ближе к истине.

«Милушка» театрально вздохнула и указала на сидящую на краешке стула невестку:

– Вот, наша Дашенька решила, что им лучше пожить отдельно.

– К-как? К-куда? – запинаясь, проговорил Петр Львович.

Данила ничего не спросил – все понял по лицу жены. Взял чемоданы и пошел к двери.

– Поживем первое время в общаге. С комендантом я договорюсь. Васильевич – мировой мужик. А сами пока поищем съемную квартиру.

Даша смахнула слезы – муж впервые дал понять, кто для него важнее. И это без истерик и сцен с ее стороны, хотя сколько их уже было. Каждый раз он неизменно просил подождать еще немного, уговаривал – все наладится. Но не в этот раз. Видно, понял, почувствовал – произошло непоправимое, после чего возврата к прошлому не будет. Только тогда Даша четко осознала, какое сокровище ей досталось. А ведь полюбила Данилу просто за веселый общительный нрав, умение развлекаться на всю катушку. Оказалось, за фасадом легкомысленности скрывался настоящий мужик, способный принимать серьезные решения, мужчина, за которым женщина чувствует себя, как за каменной стеной.

Ему трудно, Даша видела. Единственный ребенок в семье, поздний, окруженный лаской и заботой, ни в чем не знающий отказа. Теперь ему пришлось полностью перекроить свою жизнь. И при этом ни разу не пожаловался, не обвинил. Когда предлагал возвращение к родителям, делал это не ради себя, а ради нее. Даша ведь понятия не имела, как ухаживать за грудным ребенком, да и хорошей хозяйкой ее не назовешь. Но, глядя на мужа, тоже терпела, училась, спрашивала совета у соседки – вечно усталой и загнанной сорокалетней женщины, матери двоих детей.

Они выдержат – Даша повторяла эту фразу, как заклинание. Особенно, когда становилось особенно трудно. Да и выдержали бы, если бы не то, что происходило с Диночкой. Ребенок почти не спал, постоянно плакал. Днем с горем пополам Даша могла успокоить дочку, но ночью с малышкой творилось нечто ужасное. Они с мужем даже давали ей немного сливовой настойки, чтобы та, наконец, поспала. На некоторое время помогало, но стоило Дине проснуться, плач раздавался с новой силой.

Даша в конец обессилела от бессонных ночей, уже едва на ногах держалась. Хуже всего – никто не понимал, что творится с ребенком. Вдруг у нее умственное расстройство? Врач не исключал такой возможности, но точнее сказать не мог.

Динка продолжала рыдать, сколько бы ни укачивали. По щекам Даши катились слезы бессилия.

Ребенок замолчал так резко, что она испугалась. С тревогой вглядывалась в покрасневшее от натужного плача личико, Дина уставилась в потолок. Даша никогда раньше не замечала такой осмысленности во взгляде младенца. Страх. Именно он исходил от ребенка. Маленькое тельце колотила дрожь. Даша изо всех сил прижала дочку к себе и прошептала в крохотное ушко:

– Мама с тобой, солнышко. Мама рядом. Ничего не бойся.

Показалось, или по спине пробежал порыв ледяного воздуха. Откуда? Лето на дворе, ветерок, проникающий через открытую форточку – лишь слегка прохладный. Стало не по себе, она обернулась, напряженно вглядываясь в сгрудившуюся по углам комнаты тьму, до которой не доходил свет бра. Всего лишь тени, безобидные и привычные. В них нет ничего страшного. Посмотрела на потолок – там тоже виднелся круг света, окруженный мороком теней. Почему же Диночка смотрит на него с таким ужасом?

– Ты боишься темноты? – наконец, догадалась Даша.

Все оказалось так просто.