Тень Желтого дракона - [95]

— В том-то и дело. Цзянцзюнь, видимо, решил взять эршийцев измором. А для покорения их заходных кентов тоже нужны шэнбины!

— Когда Чжао Ши-чэн сказал, что надо снимать одежду со всех убитых — и с шэнбинов, и с чакиров, у меня сомнений не осталось: будем зимовать в Давани!

— Верно, дело клонится к этому.

Подойдя к кольцу окружения, каждый из собеседников свернул к своей тысяче. Им нужно было выделить по сотне шэнбинов, чтобы завтра отправить на обыск окрестных сел.

* * *

К полудню отряд шэнбинов вошел в заброшенное село. По всему было видно, что сюда еще не ступала нога ханьца. Селение это стояло островком в камышовых зарослях на берегу Карадарьи.

— Ань-ин, Ань-ши, Жэн Чэ! Давайте зайдем в этот двор, — охрипшим голосом позвал десятник своих.

Шестеро из семи шэнбинов, оставшихся у десятника, держа коней за поводья, прошли через низкие ворота, прикрепленные к дувалу — глинобитному забору. Проходя через них, Жэн Чэ хлестнул своего коня плетью. Рванувшись, конь задел верхнюю перекладину ворот и сбросил ее. Во дворе росло несколько фруктовых деревьев и виноград. Привязав коней к деревьям, шэнбины принялись обыскивать глинобитные домишки, сарай и конюшню. Возле маленького арыка, протекавшего через двор, под сенью громадного карагача, находилась большая супа — земляной помост. Потеряв в конце концов всякую надежду найти зерно, чинжины собрались у супы. Десятник разлегся на ней.

— Не далеко ли забрались мы в камыши? — сказал Аньши Ань-ину.

— Трус ты! — упрекнул его десятник. — Отряды всадников налетают со стороны Кувы. Мы же находимся к восходу от Эрши, с противоположной стороны.

Ань-ши умолк. Жэн Чэ начал ругаться:

— Зачем эти деревья посадили, когда они не дают плодов? Какой горький виноград!

— Это ранние яблони. Плоды их давно созрели. Виноград же еще не поспел, — сказал Ань-ши.

Со злости Жэн Чэ начал бить палкой по зеленым гроздьям. Неспелый виноград рассыпался по земле.

— Ослепнешь, Жэн Чэ! — вырвалось у Ань-ши.

— Не боюсь! Займись своим делом, «негодяй»!

— «Негодяй» ты, а я нунфу!

— Перестаньте, а не то спущу шкуру с вас обоих! — прикрикнул десятник. — А ты, Жэн Чэ, помни, что тебе достанется больше!

— Знаю! Ношу проклятую красную одежду, а у Ань-ши бурая. У меня вокруг глаз зеленая черта, я ту-ну, а он свободный шэнбин. Нас, ту-ну, в твоем десятке трое, и все мы понимаем свое положение!

— Когда мне дали вас, то сказали, что бывшие бродяги — хорошие ищейки. А вы ничего не можете найти!

— У десятников нюх тоже неплохой!

— Отрежут тебе когда-нибудь язык, Жэн Чэ!

— …И бросят собакам на моих же глазах… Хорошо, что это не во власти десятников!

— Лень мне подниматься, а то…

— Десятник у нас добрый, понимает шутки. Вот и забавляю его.

Пререкания между десятником и Жэн Чэ оборвались, и Ань-ши облегченно вздохнул.

— Ты не обижайся, Жэн Чэ, — начал он. — Когда ты безобразничал… извини, когда ты стал сбивать еще зеленый виноград, я не выдержал. Я же тебе говорю: я нунфу. Всю жизнь я выращивал фрукты, сеял рис, пшеницу, сажал капусту. Меня знают в нашем селе как неплохого садовода. Рядом с хижиной есть немного земли. Жена осталась там с тремя детьми. Ох, как я соскучился! Не случилось ли чего-нибудь с ними?!

Ань-ши стал рассказывать о своих детях, об односельчанах, стараясь не упускать ничего, даже скучных, никому не нужных, но дорогих ему мелочей. Он несколько раз повторил, что ему идет двадцать восьмой год, лет восемь назад он впервые был взят в войско и нес службу два года на границе с хуннами, а на этот раз его, как опытного шэнбина, послали сюда, в Давань. Когда он заговорил о своем небольшом хозяйстве, его стали слушать внимательнее. Он утверждал, что налоги уплачивать нунфу выгоднее частью урожая, а не деньгами: «Деньги вещь скользкая. Удержать их трудно. Когда придет сборщик налогов, их у тебя не будет. Получишь по спине несколько плетей, и ноги сами поведут тебя к ростовщику. А хвост у долга растет быстро».

— Точно! — кивнул ему другой свободный шэнбин. — Чтобы ростовщик дал тебе отсрочку, будешь работать на него, а на свой огород не останется времени. Потом кого-нибудь из детей отдашь за разросшиеся долги или сам пойдешь в рабство! Младший мой брат нынче на кого-то гнет спину, если он жив еще.

— Мои дела, оказывается, лучше ваших! — вмешался в разговор Шэн Чэ. — Я давно избавлен от подобных никчемных забот! Дед моего отца еще при Цинь Ши хуанди был осужден. Он, оказывается, когда надоело платить, прикончил заимодавца. Его кости лежат где-то под Чанчэном. За это преступление три поколения его потомков были обращены в рабов. Меня этот приговор уже не коснулся. Но что толку? У меня не было ни земли, ни дома, ни денег! Бродил всюду, клянчил, нищенствовал, воровал… Однажды, очень голодный, отправился на промысел. Если бы ничего не удалось найти, убил бы самого себя, так поклялся. Но все вышло удачно. Под вечер по дороге шла девчонка. У нее в руках был небольшой сверток. Я пустился ей вслед. В ближайшем же кустарнике я быстренько заткнул ей рот и отволок вниз, в овраг. Там я съел сушеный рис, который был в свертке, и изнасиловал ее. В это время по дороге над оврагом проходили люди. Чтобы они не заметили нас, я крепко зажал ей рот, а другой рукой вцепился в горло. Когда люди прошли, я отпустил ее. Но девчонка уже не дышала.