Тень Желтого дракона - [92]

На следующий день около двух десятков отменных чакиров, в том числе и Тохтара, вызвали к самому ихшиду. Там находились несколько именитых беков. Ихшид сказал:

— Пора показать чинжинам, что мы не собираемся сдаваться. Враг понимает только язык меча! Вы выйдете за стены и докажете, что даваньцы способны биться, как тигры! Поджог их вышки — не последний подвиг даваньцев!

Чакиры знали, что никто из храбрецов, поджигавших вражескую вышку, не вернулся. И их участь будет такой же! «Они погибли за народ, как Ширак! — подумал Тохтар. — Но в народе ничего не знают об их судьбе, поэтому о них пока не слагают песни. Возможно, именно я спасу своей жизнью Давань? Тогда и обо мне будут петь! Такая смерть достойна человека. Ведь и заутар в Аташкаде говорил, что, борясь против Зла, спасаешь свою душу и радуешь духов предков… Да, наверное, и Ширака вызвали старшие и сказали, что надо делать! Придумывают такие дела сообща мудрые, а совершают их храбрые!»

С такими думами Тохтар вернулся к своему семейному очагу. Старуха мать дремала, прислонившись головой к стене. Жена готовила похлебку в бронзовом котле с обломанными краями. Отблеск слабого пламени отражался на лицах сидящих на соломе детей — трехлетней дочки и годовалого сына. Тохтар приласкал их и осторожно сказал матери и жене о том, что завтра с утра ему предстоит выйти за стену и вступить в неравный бой с чинжинами на открытом поле.

— Почему ты? — Спросила мать, забыв обо всем.

— Как почему? Я мерген!

— Разве нет других мергенов? — спрашивала она, уже плача и не отдавая себе отчета в своих словах.

— Есть… И они пойдут со мной!

— И я хочу умереть с вами! — заплакала жена.

— Нет, ни в коем случае! — резко воскликнул Тохтар. — Я же иду сражаться… погибну… чтобы род мой, мои дети были живы… чтобы ты вырастила их!

— На кого ты бросаешь старую мать?

— Я должен биться, чтобы ваши кости, мама, не остались под копытами коней шэнбинов… чтобы их мечи не срезали косы Чолпаной…

— Без тебя мне все равно не жить, сынок!

— А ты, Чолпаной, молода и красива! Ты должна жить! Ты должна жить ради детей, чтоб не иссяк мой род! Но… я это знаю… тебе потом… нужно выйти… замуж… — Тохтар не смог сдержаться — голос его задрожал, на глазах показались слезы. — Но чтобы дети мои не остались за порогом… твоего нового… Что я говорю?! Я верю в твою любовь к нашим детям!

— Другому достанется только мой труп. — Чолпаной, всхлипывавшая до сих пор, разрыдалась, проклиная чинжинов…

На рассвете Тохтар пошел на кладбище. Там он встретил многих из чакиров, побывавших вчера вместе с ним в Арке, у ихшида. Значит, и они пришли проститься с прахом отцов и дедов. Каждый из них спустился в свой семейный астадан. Тохтар подошел к крайней нише.

— Отец мой! — начал он охрипшим голосом. — Ты слышишь меня? Душа моя скоро будет возле твоей души! По кости мои не лягут возле твоих костей! Их растопчут, смешают со священной землей эти нечистые чинжины. Но зато я поломаю хребет десяткам, сотням чинжинов! Я клянусь сделать это!

Тохтар чувствовал себя постаревшим на десять лет. Глаза его стали сухими, сердце словно окаменело. Он выполз на четвереньках из узкого прохода астадана и направился к семье. По пути ему в голову пришла Новая мысль: пожертвовав собой в ожесточенной схватке, он не только спасет свой род, но и приготовит место на небе для матери, жены и детей, когда души их расстанутся с телом. Да, судьба возложила на него тяжкое бремя…

Чолпаной, проливая слезы, приготовила утреннюю скудную трапезу. Дети уже проснулись и жевали черствые ломти лепешки. Тохтар сел между матерью и женой, а детей взял на колени.

— Ешь получше, сынок, тебе нужна будет сила! — сказала мать, сумевшая к утру взять себя в руки. Тохтар изо всех сил старался есть. Дети просили еще, и Тохтар отломил им по куску от своей лепешки. Наступило страшное молчание. Все трое взрослых думали о том, что это последний их завтрак вместе и больше никогда этого не будет, никогда! Никто из них не решался проронить хоть слово, чтобы не вызвать взрыва рыданий.

— Папочка! Ты вечером принесешь мне красные яблочки? — шепелявя, спросила девочка. Чолпаной, обняв мужа за шею, горько зарыдала. Всхлипнула и мать, вконец обессилевшая от слез и бессонницы. Заплакали испуганные дети, и Тохтар, на миг забыв обо всем том, что его одухотворяло и придавало ему смелость, тоже заплакал беззвучным мужским плачем. Пора было идти. По обычаю даваньцев, Тохтар влил свою слюну в рот сына, чтобы тот не скучал по нему. Чолпаной рухнула в ноги мужу и обхватила их руками; девочка бросилась к Чолпаной. Тохтар растерялся, не зная, что делать. Наконец он поднял жену, взяв на руки детей, насильно втолкнул их в ее объятия и поспешно пошел к двери.

— А со мной? — услышал он голос матери. Тохтар остановился, но не решался повернуться: боялся, что не устоит на ногах, упадет. Мать сама подошла, обняла и поцеловала его. Чолпаной сидела на земле, крепко прижимая к сердцу сына, очень похожего на отца, живую частицу мужа…

Тохтар шел в сторону боковых ворот, откуда должен был выйти отряд. Теперь, когда прощание с семьей было позади, в душе его с каждым новым шагом росли гнев и ненависть. Что нужно от нас этим проклятым чинжинам? Что им не хватало у себя дома? Жаль, но другого выхода нет! Если его смерть неминуема, то она будет стоить врагу десятков, сотен жизней!