Тень Желтого дракона - [65]

Шрифт
Интервал

с пренебрежением будут встречать наших посланников. Мы сделаемся посмешищем в глазах чужеземных владык! Длинный путь окажется в чужих руках! Мы потеряем все выгоды, которые сулит покорение Давани, и у нас никогда не будет даваньских аргамаков. Не посадив шэнбинов на небесных коней Давани, невозможно полностью покорить сюнну и подчинить Запад… — У-ди остановился. Сановники замерли, ожидая, скажет ли еще что-нибудь Сын Неба или на этом закончит. У-ди продолжил: — Людей, готовых променять славу Поднебесной на несколько тысяч сюннуских кляч, предать суду!

Тут же Дэн Гуана и поддержавшего его вельможу увели ланчжуны. Удивительно! Почему Сын Неба сам не определил наказания этим государственным чинам, а предал их суду? Смышленые вельможи уже догадались, что Сын Неба хотел таким образом положить конец зловредным слухам о даваньской войне, свалив их на противников ее продолжения. Это очень разумно! Люди будут думать, что эти слухи лживы, сочинены противниками даваньской войны, получившими теперь по заслугам! И на этот раз Сын Неба поступил так, как подобает великому правителю. Да, никто ни в чем не может сравниться с императором, ведь недаром он избранник самого Неба!

— Кого пошлем в Давань цзянцзюнем? — неожиданно спросил У-ди.

Вельможи опустили глаза и затаили дыхание. После случившегося с Дэн Гуаном никто не решался и слова промолвить. Более того, кое-кому из вельмож стало казаться, что он сидит не так, как полагается. Они боялись даже шевельнуться, с трудом удерживали дрожь. Молчание затягивалось.

— Победа подготавливает поражение, — изрек наконец У-ди, — а поражение — победу! Если мы назначим цзянцзюнем нового человека, ему придется долго изучать дорогу и вооружение чакиров Давани. Ли уже был там, знает врага и проглотил горькую пилюлю. Поражение его в прошлый раз будет матерью победы в новом походе!

И это решение У-ди было неожиданным для присутствующих на совете. Они были уверены в том, что если Ли Гуан-ли даже не был приглашен на совет, то уж, конечно, цзянцзюнем в Давань поедет другой человек. После слов Сына Неба все вдруг поняли, что он нашел единственно правильное решение. Впрочем, если бы Сын Неба сказал: «Ли один раз уж посрамил и себя и нас. Человек, однажды проигравший дело, не способен найти в себе отвагу», тогда это было бы самым мудрым и поэтому единственно правильным мнением! По всей широкой Поднебесной всегда и при любых обстоятельствах правильно мыслит лишь один человек — Сын Неба! Мудрость других в том, чтобы учтиво молчать.

На следующий день в Чанъани по повелению Сына Неба началось семидневное жертвоприношение духу Великого Единого — Тай-и. Каждый день закалывали жертвенных животных — быков, баранов, свиней. Их кровью окрашивали фэнь-гу — военные барабаны. Под дробь этих барабанов шэнбины будут проливать кровь врага. Последний день жертвоприношения был самым торжественным. Перед жертвенником встали Сын Неба и главный жрец Куань Шу. На почтительном расстоянии от них выстроились самые именитые сановники — все в желтых одеяниях. Играла музыка. Маленький, сутулый Куань Шу воинственно поднял «творящее чудо» знамя Поднебесной и, осторожно проведя дряхлой рукой по древку с колючими шипами, наклонил его вперед. На шелковом полотнище по бокам были изображены солнце и луна, а в середине — звезды Северного ковша Бэйдоу и устремившийся вверх Желтый дракон. Три крайние звезды рукоятки ковша, названные Тянь-и, составляли как бы острие копья Тай-и — духа Великого Единого.

Куань Шу указывал знаменем в сторону запада. Стоящие разразились криком:

— На Давань! На Давань! На Давань!

Через несколько дней многотысячное войско конных и пеших шэнбинов тронулось на запад. Это был лишь передовой отряд, хотя по численности он не уступал всей армии Эрши цзянцзюня, отправленной в позапрошлом году по той же дороге. Он должен был прокладывать дорогу главным силам.

Ранней весной третьего года эры тай-чу, года зайца[124], шестидесятитысячное войско ханьцев выступило из Дуньхуана во второй поход на далекую, спрятавшуюся за Небесными горами, загадочную страну Давань. В названное число не входили гуртовщики овец и коз, крупного рогатого скота, конюхи, повара, торговцы, погонщики караванных верблюдов, мулов, ослов, лекари, знахари и многие другие обслуживающие войско люди. Для обеспечения шэнбинов всем необходимым было выделено более ста тысяч быков и волов, до тридцати тысяч лошадей и десятки тысяч ослов, лошаков и верблюдов. За шэнбинами следовали караваны, навьюченные съестными припасами, запасным оружием и самострелами. Специально выделенные люди разваривали, сушили и раздавали воинам рис, просо и другие съестные припасы. По словам ханьского историка, седьмая часть Чжунго следовала за войском! Общее число двигавшихся на Давань ханьцев составляло около ста тысяч человек. Отряды шэнбинов возглавляли более пятидесяти средних военачальников в чине сяовэя. Чжао Ши-чэн оставался управителем дел, а хаохоу Ли Чи и хаохоу Ван Кой — предводителями неизмеримо увеличившегося войска.

После того как войско перешло реку Яньшуй, тучи, пригнанные ветром с востока, покрыли все небо. Буря поднимала в небо удушающую пыль, в которую превращались под копытами иссохшая и потрескавшаяся бурая почва и желтоватые пески. Небо покрылось густой желтой мглой, почти не пропускавшей лучей солнца, изредка пробивавшегося из-за стремительно летящих туч. Воющая желтая буря миновала горы Кокшаал и понеслась в сторону Давани. А за ней под флагами Желтого дракона двинулись шэнбины в своих светло-бурых одеждах.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.