Тень Желтого дракона - [36]

— Доберемся. Встретимся с ним там. Наши лошади устали. Не продадите ли нам коней?

Хозяин посмотрел на старика гостя. Тот одобрительно кивнул.

— Найдутся, — сказал хозяин.

Гость продал трех оставшихся лошадей, хозяин — двух своих. Полученное серебро хозяин отнес своей жене, а гость, завернув в тряпку, спрятал за тесемкой портов.

Ханьцы в сопровождении молодых табунщиков, подъехавших из окрестных юрт, отправились в путь.

Поскольку отпала надобность ехать на базар в далекий Ю, Бургут присоединился к ним, чтобы увидеть своими глазами эти знаменитые рисунки на камнях.

Миновав горный перевал, ханьцы остановились у слияния рек Кугарт и Овек. Старший спросил через толмача:

— Какие еще перевалы имеются в этих горах?

— Их несколько. Колдама, Урумбаш, Кизилсув.

— Проведите нас туда.

— Там нет рисунков. Мы хорошо знаем те места.

— А вдруг найдутся? У вас горы высокие, поднебесные, они полны разных чудес! — Глава ханьцев явно старался расположить к себе табунщиков.

Ханьцы побывали на каждом перевале. Они проехали верхом, прошли пешими через броды, спрашивали, в какое время года мелеют речки, в каких местах случаются обвалы и снежные лавины, оползни, где растут высокие деревья, пригодные для постройки мостов. Хотя табунщики ни в чем не подозревали этих вежливых и улыбчивых гостей, подаривших их женам и невесткам шелковые платочки, старший чинжин счел нужным объяснить свое любопытство: «Когда сюда прибудут караваны из нашей страны, они не должны застрять в горах или попасть под обвалы!» Наивные пастухи, разумеется, не догадывались, что не торговым караванам, а войскам шэнбинов готовили путь эти ханьцы, назвавшие себя рисовальщиками.

На третий день ханьцы и их проводники с трудом поднялись на самый высокий перевал, покрытый снегом.

— Это Кугарт, — пояснил словоохотливый табунщик. — Здесь проходят только пастухи. Торговому каравану не одолеть…

На самой вершине перевала, на стыке двух хребтов, образовалась своего рода чаша, окруженная с трех сторон невысокими пологими скалами. На дне этой огромной чаши лежали обломки темно-коричневой горной породы — след неведомой катастрофы.

— Кушак, мы приехали к тебе! — крикнул Бургут человеку, склонившемуся к одной из глыб. — Чинжины интересуются наскальными изображениями.

Кушак удивленно посмотрел на подъехавших всадников, обвел руками вокруг:

— Эта ложбина называется Саймалыташ…

Толмач объяснил ханьцам, что слово «саймалыташ» означает «точеный камень». По просьбе старшего ханьца Кушак взял в руки железный точечник, поставил острый конец на камень и, ударяя в тупой конец молотком, продолжил начатое до прихода гостей изображение архара. Выбитые на твердом камне точки, соединяясь, начали образовывать линии, а из сочетания линий возникали части тела животного…

— Не ожидал от этих табунщиков такого умения… Не хуже наших… — процедил старший ханец.

— Что говорит ваш главный? — спросил кто-то из даваньцев.

— Он думал, что рисунки сейчас не делают… что они остались от ваших предков… — пояснил толмач.

— Да, есть и старые. Никто не знает, когда их сделали. Наверное, очень-очень давно… Хотите — покажем?

— За тем мы и приехали! — последовал ответ.

Кушак долго водил ханьцев от одного рисунка к другому. В основном это были изображения животных, с которыми связана вся жизнь скотоводов-кочевников. На одном камне были выточены два архара в упряжке, на другом — животное с одним длинным рогом, похожее на яка, на третьем — собаки, пасущие оленей…

Кушак был польщен вниманием чужеземцев, но он заметил, что не все из них интересуются рисунками и не каждый знает толк в этих изображениях и особенно в точечном искусстве.

На стойбище вернулись, когда уже совсем стемнело. Утром старик гость, утирая слезы, сказал: «У меня пропали деньги!» Хозяин сначала удивился, а потом стал успокаивать его, говоря: «Не было случаев воровства в этих горах!»

Старший из ханьцев велел обыскать все узелки и мешки своих людей. Но ничего не нашли.

— Скажи правду, не ты ли это сделал, Жэн Чэ? — подозрительно спросил старший одного из ханьцев.

— Пусть еще раз осмотрят мои вещи! — спокойно ответил Жэн Чэ.

— Кому же, кроме тебя? Ведь ты вор! Забрался даже в сад Сына Неба! Зачем только мне тебя навязали?

— Этого я не знаю. Сам Сын Неба велел отправить меня в Давань!

Бургут метался из стороны в сторону, скрежеща зубами. Он не знал, что делать. Хозяин продал еще двух своих коней, а деньги отдал старику гостю.

— Все равно, — объяснил он, — как человек, ставший вам другом, я хотел сделать подарок к свадьбе вашего внука. Это же по нашему обычаю!

Следующую ночь старик и его внук провели уже в другой юрте, вместе с хозяином и его сыновьями. Ночью из юрты, где спали ханьцы, кто-то осторожно скользнул в сторону орехового дерева, озираясь и прислушиваясь, обшарил руками расщелину ствола. Затем человек осторожно вошел обратно в юрту, но нечаянно наступил на ногу спавшего соседа. Тот сонно спросил:

— Что ты бродишь, Жэн Чэ?

— Нельзя, что ли, выйти по нужде?

Утром гости снова стали расспрашивать о дорогах через горы.

— Есть ли путь по каньону реки Йенчу Огоз[86] в Хайлому[87]? — спросил старший ханец.