Тень Желтого дракона - [111]

Кое-кого из беков удивили слова заутара. На похоронах по принято так говорить об усопшем. Но они не поняли, что заутар обращался прежде всего к новому ихшиду, желая предостеречь его от возможных ошибок.

После того как заутар умолк, престарелый бек Неката сказал:

— Тигренок не рождается в год зайца. Мугува был бесстрашен, но умом не блистал. Так, видимо, было угодно великому Ахурамазде.

Глава девятая КТО СРЫВАЕТ ФЛАГИ?

Реют на ветерке флаги с изображением Желтого дракона. Более месяца они колышутся на длинных древках вокруг Эрши по кольцу окружения и поодаль. Открытые пасти чудовищ обращены в сторону кента; они словно ползут, извиваясь всем телом. Но даваньцы не подпускают их к своей столице.

В темноте облачной ночи то смутно высовывались, то вновь исчезали силуэты людей, осторожными шагами пробиравшихся между спящими шэнбинами…

Утром цзянцзюню Ли Гуан-ли сообщили, что ночью в пяти местах флаги были сняты, разорваны и растоптаны.

— Опять лихой десяток даваньцев проник в наш стан! — сказал сяовэй, доложивший о случившемся.

— Пока не уберем толмача-перебежчика, он будет досаждать нам! — рассуждал Чжао Ши-чэн.

— Толмач хорошо знает, что шэнбины Ли Чи спят крепко, ведь он служил у него! — поспешил Ван Кой свести давние счеты.

Ли Чи молчал. Оправдаться было нечем. Да, сняты и растоптаны флаги его тысяч. Этот шакал Ван Кой не забыл обиды, причиненной ему, когда лихие даваньцы во главе с продажным толмачом подожгли едва законченную наблюдательную вышку. Тогда Ли Чи постарался свалить ответственность на Ван Коя, сказав, что даваньцев пропустили его шэнбины. Теперь деваться некуда, вся вина лежала на нем самом.

Ли Гуан-ли, не обратив внимания на ставшие привычными препирательства хаохоу, хладнокровно сказал:

— Поставить под каждым флагом охранников!

На следующее утро цзянцзюню опять доложили:

— Сорваны за ночь десять флагов на участках обоих хаохоу. Древки перепилены.

— Где же были охранники? — опередив цзянцзюня, спросил Чжао Ши-чэн у доложившего сяовэя.

— Их по рукам и ногам связали. Завязали им глаза и заткнули рты. Один даже задохся.

Ли Гуан-ли невозмутимо молчал. Он будто ничего не слышал. Хаохоу Ли Чи и Ван Кой нашли случай куда более серьезным, чем их взаимные счеты, и не стали упрекать друг друга. Да ведь флаги сорваны у обоих предводителей…

— Вместо сорванных флагов поднять новые! Найдите умеющих рисовать Желтого дракона! Поставьте под каждым флагом по десять — двенадцать охранников! Пусть схватят этих проклятых даваньцев, а не то будут казнены! — задыхаясь от ярости, приказал Чжао Ши-чэн.

На третье утро Ли Гуан-ли не принял сяовэя, пришедшего доложить ему о ночных происшествиях. Он и без того знал все, что тот скажет: случилось то же, что и в две предшествующие ночи!

Управитель войском Чжао Ши-чэн, слушая сяовэя, обрушил весь свой гнев на него:

— Охранники твои сами лезут под этих лихих даваньцев, как вдова под насильника!

Зайдя в шатер цзянцзюня, Чжао Ши-чэн сказал:

— Никого из них не могли задержать охранники. Наверное, опять заснули, когда те подкрались.

— Ши-чэн, я тебе завидую! Почему я не родился таким простаком, как ты? Не даваньцы срывают флаги, а свои же мерзавцы! Это скрытый бунт! Делают это, возможно, немногие, по остальные закрывают глаза. Шэнбины по желают больше осаждать этот проклятый кент. Они хотят домой!

— Неужели?! — От удивления Чжао Ши-чэн прислонился к стойке шатра. — Ах, так вот почему невозможно было никого задержать! Какой же я остолоп!

* * *

Шэнбины, подгоняемые плетьми, старались поскорее дотянуть насыпной арык до стены кента. Возможно, и сегодня даваньцы начнут сечу после полудня.

Таща на плече чан с глиной, молодой шэнбин сказал идущему рядом:

— Ань-ши! Сегодня ночью нас постараются схватить.

— Что тогда? Ань-ин, лучше прекратим это дело!

— Сегодня не тронем ни одного флага в кольце. Все будут ждать нас здесь. А мы сорвем дракона над шатром одного из хаохоу или самого цзянцзюня!

— Но ведь там буцюи!

— Буцюи тоже курят гашиш! Мы будем потягивать с ними дымок, а наши сделают нужное дело.

— Ты, Ань-ин, и вправду умен! Но, боюсь, слетят твоя умная голова с плеч…

— От судьбы не уйдешь. Но пока моя голова на месте.

— Учти, Ань-ин, ты давно попал под подозрение. Ведь тебя перестали использовать как толмача.

* * *

Вечером, при свете хмурой луны, шэнбины, таща на плечах землю для насыпи, вполголоса тянули песню воинов времен Гао-ди:

Горы Ушань высоки, так высоки и огромны,

Воды Хуай глубоки, трудно их нам перейти.

Как бы желали к себе на Восток мы вернуться,

Но сломан наш мост, и не чинят его.

То, что собрали мы, высоты не составит,

А перейти через воды, какой нужен мост?

А воды бурлят и кружат перед нами,

С берега смотрим упорно в заветную даль.

Слезы бегут, увлажняя нашу одежду,

Люди ж, пришедшие из дальнего далека,

Только мечтают вернуться к себе обратно,

Что же им можно сейчас сказать?[143]

Сяовэи, издали следившие за работой шэнбинов, делали вид, что не слышат этой песни. Видимо, она и им пришлась по душе.

Глава десятая ДРУЗЬЯ ПОЗНАЮТСЯ В БЕДЕ

Во все стороны до самого горизонта распростерлась бескрайняя степь. Шестеро всадников горячат коней. Далеко позади остался многолюдный Семиркан с оживленными базарами. На рассвете выехали они из Несефа, последней крепости Согдианы.