Тень Желтого дракона - [110]

— Какой толк от того, что знаешь, как все случится! — огорчился управитель войском Чжао Ши-чэн, наблюдая за ходом боя с насыпного помоста.

— Рано, рано впадать в уныние, цзюньчжэн!.. — процедил сквозь зубы Ли Гуан-ли.

— Их цзянцзюнь очень предприимчив, но чувствуется его неопытность. Эти сечи уже излишни. Мы и так вынуждены будем снять осаду! — не слушая Ли Гуан-ли, пробормотал несдержанный Чжао Ши-чэн.

Ли Гуан-ли уже приоткрыл рот, чтобы сделать выговор своему первому помощнику, но вдруг отказался от этого намерения. «Счастье, что и остальные это понимают», — молниеносно промелькнуло в его голове.

— Воин должен биться до конца, преждевременно выходит из игры лишь безвольный трус, — машинально произнес Ли Гуан-ли.

Оставалось недолго до заката. Солнце побагровело гуще обычного, словно было залито кровью. Бой приближался к концу. Приоткрылись ворота кента. Чакиры, наступавшие извне, усилили натиск. Пользуясь этим, эршийцы начали без давки входить в ворота, открытые уже настежь. Из бойниц даваньцы осыпали стрелами преследующих отряд шэибинов. Через главные ворота проезжали, пуская стрелы назад, последние даваньцы. Чакиры, уже закрывавшие ворота, от удивления подались назад: перед ними стоял коренастый человек с гордой осанкой, без головного убора я доспехов, но с обнаженным мечом в руке.

— Откройте, дети мои! — сказал тот повелительно. — Разве вы не узнаете своего ихшида?!

— Откройте! — сказали одновременно два молодых чакира с пиками в руках, сопровождавшие низвергнутого с престола Мугуву. Чакиры, охранявшие ворота, приоткрыли одну створку, и Мугува быстрым шагом вышел из кента. За ним последовали два чакира. Ворота поспешно закрыли.

— Значит, ихшид упросил этих ясаулов? — сказал охранник-чакир другому.

— Не упросил, а убедил! Видишь, как он идет — пеший, без доспехов. Один в сечу! А те, вместо того чтобы стеречь его в темнице, пошли с ним на верную смерть! Вот это джигиты! — восхищался другой чакир.

Слух об удивительном побеге Мугувы из заточения и его неожиданной самоотверженности молниеносно облетел весь кент. Пока охранники у ворот судачили о случившемся, сюда уже подоспело около сотни даваньцев на конях. Не спрашивая охранников, они сами открыли ворота и поскакали к середине поля, где в уже наступающих сумерках трое отважных вкруговую бились с несколькими шэнбинами. Ханьцы вначале не обратили внимания на приближавшихся пеших людей, принимая их за своих. Но когда те свалили двух встречных шэнбинов, стало ясно, что это враги.

К тому времени, когда сотня даваньцев подскакала к месту, где сражался Мугува, туда уже приближались и несколько сот конных и пеших шэнбинов. Даваньцы и ханьцы с ходу бросились друг на друга. Увертываясь от кидавшихся на него шэнбинов, пользуясь заслоном с тыла, в середине схватки бился Мугува. Узнав по крикам чакиров, что вышедший из кента пеший — бывший ихшид Давани, сотник велел шэнбинам взять его живым. Только поэтому Мугува еще не был убит и продолжал сваливать шэнбинов. Чакиры отвлеклись, отражая конный натиск, и в промежуток между Мугувой и чакирами вклинились пешие шэнбины. Двое из них сзади схватили Мугуву за левую руку и за пояс. Мугува споткнулся и упал на одно колено. От удара пикой в спину шэнбин, держащий за пояс падающего Мугуву, испустил дух. Сеча передвинулась в сторону. В сумерках показалось, что кто-то змеей ползет к месту, где лежал Мугува. Спустя некоторое время сеча вновь разгорелась на прежнем месте.

— Камчи! Ихшид тут! — закричал чакир.

— Прикройте меня! — велел десятник.

Вложив окровавленный меч в ножны, Камчи нагнулся к земле. Сноровка отличного всадника не подвела его. Схватив Мугуву за полы одежды, он поднял его с земли. Тут же подхватили его и другие чакиры. Унося с места сечи бесчувственное тело старого ихшида, чакиры поскакали к воротам. Отбиваясь в сгустившейся темноте, за ними отступили уцелевшие даваньцы.

В кенте, как только взяли Мугуву из рук конных чакиров, увидели, что те принесли обезглавленный труп. По разрезу на шее было видно, что голова бывшего ихшида Давани была отрезана рукой умелого палача. Никто из собравшихся вокруг тела не сомневался, что ханьские предводители уже рассматривают голову Мугувы.

Луна с бурыми пятнами неторопливо поднялась над сопками и бледно освещала осажденный кент. Жители Эрши прощались с телом старого ихшида. На рассвете его очищенные кости поместили в астадан рядом с Домом Огня. Несмотря на осадное положение, Мугуву похоронили со всеми возможными почестями. После молитвы заутар сказал собравшимся в Аташкаде бекам:

— За один вечер простой люд стер из своей памяти все грехи Мугувы. В глазах даваньцев он вновь превратился в первого чакира, искусного бойца, самоотверженного защитника Давани, патриота, умеющего забывать обиды, в гордого ихшида! Но вы, беки, не имеете права забывать ни о чем! Для ихшида ноле подвига находится не за стеной кента, а в зале совета! Он должен был поступать обдуманно, советуясь с вами. Тогда мы достойно встретили бы врага не здесь, а где-то далеко, на крутом перевале или на берегу Йенчу Огоз. У ихшида ум должен соответствовать мужеству. Если у него ум окажется сильнее мужества, то он может правильно наметить меры, но не добьется осуществления их. Если же его мужество велико, а ум скуден, то такой ихшид не сможет своевременно заметить надвигающуюся опасность. Его мужество не найдет применения и превратится в надменность! Мугува не смог связать воедино нити разрозненных событий и сделать правильные выводы. Он был надменен, таким и ушел.