Тень Желтого дракона - [100]

«Шэнбинов по-прежнему в два раза больше, чем чакиров. — Стиснув зубы, Ли Гуан-ли старался рассуждать беспристрастно. — Но умение и чутье их цзянцзюня не в два раза меньше моих! Я жил на свете в полтора раза дольше и видел несравненно больше него. Я много раз воевал, побеждал и бывал побежден. Да, я опытнее его во много раз! Но ведь не только долголетним опытом определяется искусство военачальника. Находчивостью и изобретательностью Чагрибек нисколько не уступает мне, именитому цзянцзюню, а возможно, и превосходит меня. Увы, это горькая правда… Мне потребуется крайнее напряжение ума и воли. Иначе не победить! Не может же Эрши цзянцзюнь вернуться в Поднебесную, не покорив Эрши! Сын Неба предусмотрел все. Но что же все-таки делать? И посоветоваться не с кем…»

Ли Гуан-ли считал, что он может сравниться по уму лишь с некоторыми именитыми да цзянцзюнями — большими предводителями. Таких в Поднебесной всего два-три. Но их здесь нет. Остается только еще раз обратиться к да цзянцзюню Сунь-цзы, жившему четыреста лет назад и оставившему свои мысли в свитках шелка[141]. Ли Гуан-ли подозвал старшего буцюя:

— Пришли чтеца!

Пока цзянцзюнь допивал очередную чашу вина, подошел чтец в сопровождении шэнбина, несшего ларец с изображением готового к прыжку Желтого дракона. Шэнбин поставил ларец на ковер и, пятясь, удалился.

— Открой! — повелел цзянцзюнь.

Чтец вынул из ларца шелковые свитки, обернутые в искусно выделанную кожу.

— Читай!

— «Лучшее из лучшего — покорить вражеские войска, не сражаясь. Поэтому лучший способ воевать — разбить замыслы противника; на следующем месте — разбить его союзы; на следующем — разбить его войска. И худшее из всего — осаждать крепости!..»

— Остановись! Слишком торопишься!

Ли Гуан-ли словно ударили по голове остроконечным булыжником — по телу его прошла дрожь, руки затряслись.

— Читай другой свиток!

— «Где нужно хладнокровие, а где предпочтительнее быстрые меры…»

— Так оно и должно быть. Достаточно!

Ли Гуан-ли представлялось, что он слышит эти слова из уст самого Сунь-цзы. Поэтому он и не стал сам читать свитки, а вызвал чтеца. В эти тяжелые для себя дни Ли Гуан-ли хотел посоветоваться с Сунь-цзы. Но и тот не сказал ничего определенного. А тут еще чтец скороговоркой прочел и те слова Сунь-цзы, о которых Ли Гуан-ли предпочел бы сейчас не вспоминать: «И худшее из всего — осаждать крепости!»

Но теперь он был рад, что все же услышал эти правдивые слова. Ведь для этого он и обратился к покойному да цзянцзюню. Да, осада крепости — самое худшее, в этом тысячу раз прав Сунь-цзы! Но теперь, когда истекает уже четвертая неделя осады Эрши, нужны ли по-прежнему хладнокровие и медлительность или же предпочтительнее быстрые действия?

— Если выгодно зимовать здесь, необходимо хладнокровие, а если не выгодно — то быстрые меры! — вслух рассуждал Ли Гуан-ли.

Чтец, поняв, что больше он не нужен, незаметно удалился.

«Что важнее — сохранить войско или взять этот город? — спрашивал сам себя Ли Гуан-ли, поставив на крышку ларца сжатый кулак. — Если вынуждены будем зимовать, надо сохранить войско, а если нет — немедленно брать Эрши приступом!»

Ли Гуан-ли так и не нашел решения.

* * *

Наступили сумерки. Ли Гуан-ли по-прежнему сидел, не шевелясь. Никто из охраны и прислуги не осмеливался подойти к нему. Наконец пришедший по какому-то неотложному делу управитель войском Чжао Ши-чэн прервал тягостное раздумье цзянцзюня.

— В эти дни я много думаю о том, что делать дальше. Но толком ничего не нахожу, — сказал Чжао. — «Что ты скажешь, если я приведу гадальщика?

— Приведи!

Когда совсем стемнело, при свете масляных фитилей в громадном шатре цзянцзюня предводители ханьского войска с напряженным вниманием слушали невнятные слова старика — гадальщика по черепахе.

Глава четвертая КТО ЭТИ ВСАДНИКИ?

Военный совет, проведенный Ли Гуан-ли, решил приступом взять осажденный кент, пусть при этом даже погибнет половина шэнбинов. Зимовать под стенами Эрши — гибель для всего войска и позор для ханьцев! — так рассудили хаохоу и сяовэи, согласившись с мнением цзянцзюня.

На следующий день, когда пошла пятая неделя осады, рано утром шэнбины с криками и воем двинулись к кенту. Им было приказано забраться на стены, проделать в них бреши, а потом разрушать все вокруг, ломать ворота и, беспощадно уничтожая всех, кто попадется на глаза, овладеть внутренним кентом и дворцом Арк. Начав наступление сразу со всех сторон, взобраться на стены следовало только в заранее определенных местах. Если первый натиск будет отбит, он должен быть повторен снова — и так до окончательного овладения городом! Были определены и промежутки между башнями, куда должны направляться отвлекающие врага сотни и тысячи.

Возвышающиеся среди развалин и золы разрушенного внешнего кента стены казались еще неприступнее, чем прежде. Курган Арка, как называли внутренний кент даваньцы (хотя дворец Арк имел свое особое ограждение и попасть туда можно было лишь через прочные ворота), был и в самом деле несравнимо надежнее, чем стены уже разрушенного шэнбинами внешнего кента. Четырехугольная стена внутреннего кента высотою в рост восьми даваньцев или же десяти чинжинов была сложена из крупного сырого кирпича. Внутри кирпичной кладки находилась плотно утрамбованная земля. Толщина стены равнялась шести шагам, наверху с внешней стороны имелись зубчатые выступы. Через каждые тридцать шагов были сделаны бойницы. Их было по двадцать на боковых стенах, а на головной и задней — по двенадцать — всего шестьдесят четыре. Длинные стороны стены равнялись семистам шестидесяти, а короткие — пятистам двадцати шагам. Наглухо были закрыты и укреплены все четверо ворот.