Тень над рекою. Антология экзистенциальной лирики - [12]
Половина другая глядит на себя извне
и дрожит торопясь
возвратиться туда
где все близко и все далеко
от просторов в которых ничто
не заслуживает расшифровки.
Вероятно возможно взглянуть
и так чтобы обе части слились
и получили единство в некоей рамке
подвешенной всего на один гвоздь —
высоко.
Слова, слова
Слова суть наречия разных племен проникающие
сквозь сжатые губы. Всегда мне хотелось тебе рассказать
именно то что скрывает молчанье твое.
Ты снова тихо твердишь: мало веры в тебе.
Я тихо тебя поправляю: нет, но мне нужна
вера живая. Огонь и ветер
сплетаются в жаре немом
покуда впиваю мед распластанным телом твоим
распространяемый. Мало веры во мне. Ты права.
Вот наконец-то решаюсь
в сердцевине медлительной и в густой двусмысленности
перерезать пунцовые вены в которых пульсирует
дыхание противоставшее поту листвы.
Такою бывает смелость
того кто верою скуден.
Такою, такою бывает распутная тайна
что в поток превращалась, в бездну, в жажду, в смятенье.
Было всё: ураган и слезы
того, кто скуден верой.
А теперь все ушло, все ушло,
и нет ничего.
Ночная опись
Здесь внутри холодно. Может быть даже
идет дождь. Здесь объедки
на квадратном столе а гости ушли
распрощавшись. Здесь внутри тишина
лампы горящей в бессонном сознании. Пепельницы полные
усталой болтовни осыпавшейся с долгоиграющей иглы
проигрывателя. Здесь внутри сплошная память
беспокойная рушащая все западни
дня пустого словно гнилой орех. Может быть даже
грохочет гром. Прибой сливается
с шарканьем по асфальту. Может быть даже
дыханием замутнено зеркало
тайной улыбки. Где-то еще есть грозная птица
и ополоумевший колокол. И еще. И еще. И всегда
внутри. В плетеной корзине вчерашние
газеты и прошлогодние журналы.
Неутомимое жвачное животное
здесь внутри эта самая память изучает пережевывая
то чего прежде не случалось. Дерево
возле моря. Было дерево и было море.
Основа мира. Я согреваюсь. Сегодня
идентично вчерашнему дню в старых шкафах
в сандаловых шкатулках
где бумаги повторяют сказанное прежде
о том как бесполезно сохранять вещи
ибо они замусоривают память. Запах старины
внутри. Всегда внутри. Пламя
усталое жар утоленный и руки
остывшие. В отрезок времени часы
вплетают тишину. Чашка кофе утром
клетчатый халат вечер бесследный
немая гитара на телеэкране.
Таблетки снотворного. Темные круги под покорными мраморными
веками. Холодно
а где-то еще и скрипка
дождь все идет иногда погромыхивает
возле моста
пейзаж плотоядного
кошмара где утопленник
роз двоился. Кровать на помосте
помост над бассейном
в вихре водорослей несостоявшейся любви. И вечно внутри
беспокойной памяти. Всегда ярко освещенный
черный багор для цепляния трупа багор без кольца для придержки.
Ничего нет более неизбывного чем скука
губ и слюны карикатура
пол в данном случае не играет роли.
Где-то еще затаился охотник
и недоверчивая добыча
между подводными знаками и еще страх
ромашек. Еще всегда внутри
фитилек зажженной лампы. В поезде
вечер понемногу остывает. Внезапные сумерки
бесцветные голоса и следом сплошная ночь.
Всегда внутри неуверенной памяти
спина онемела и бесчувственна к ласке. Все старинное
не может не пахнуть. Шкатулка бумаги лицо
настоящий скандал. Старуха помнится спала в боковой комнате
в пансионе в Коимбре.
Всегда внутри темноты. В сплошной темноте.
Утопленник в реке
лиловая рука протянута
прощаясь с мостом. В раскрытой ране
ностальгии. В том что осталось от дня
чье половодье всего лишь на службе у ночи. Господи как же
мы одиноки может быть скоро пойдет дождь. Господи как
холодно в этом вулкане тайны. Где-то ребенок
пожирал городской сад распахнув глаза.
Где-то надежда тихонько к дверям подошла
в них исчезла а мы ничего не заметили. Внезапно
дом опустел. Считает что так и было.
Всегда освещаемый черный багор.
Внутри темноты. В пульсирующей тишине.
В грустной любви. В подстерегающем гневе.
Здесь внутри холодно. Тихонько трещат
деревянные скрепы
потолка. Их сегодня столько же сколько вчера.
Столько же сколько было в детстве.
Здесь внутри. Здесь холодно даже деревьям.
Здесь деревьев нет не море не воспоминанье
о плоти живой. Зима.
Никто не заметил что она уже наступила.
Здесь внутри. Здесь где
темная память
пытается переварить ушедший день.
Торга, Мигель
Уверенность
Для тебя
я навеки — тайна немая.
И пускай я тебя обнимаю,
пусть мы шутим и рядом идем,
но я понимаю:
когда мы вдвоем,
я — с врагом.
Судьба
Радостью утро дышало.
Думал подняться к вершинам гор,
думал пить воду чистейших озер,
думал уйти в бескрайний простор...
Да жизнь помешала.
Биография
Моя мечта странна.
Но мне иной не надо.
Всю жизнь — событья,
беды, радость ― в душе таю,
как целомудренное чувство, о котором
сказать стыдишься вслух.
И кажется, вулкан потух.
Он идиллически зеленый.
Уже пастух
овец пасет на склоне.
Но зреют там, внутри,
стихи —плоды мечты и потаенной жизни,
и я внезапно их в лицо бросаю
вам, равнодушно-безмятежным.
Свидетельствую, что отныне нет
поэзии
изысканной и нежной.
Подобна пленнице она,
что, вырываясь из ворот темницы —
так искра рвется из огня,—
стремится яростью неистовой излиться.
София де Мелло Брейнер
Город
Цитадель суеты, средоточье немолчного шума,
Грязь, вражда и бессмыслица жизни людской!
Русская литературная критика рождалась вместе с русской литературой пушкинской и послепушкинской эпохи. Блестящими критиками были уже Карамзин и Жуковский, но лишь с явлением Белинского наша критика становится тем, чем она и являлась весь свой «золотой век» – не просто «умным» мнением и суждением о литературе, не просто индивидуальной или коллективной «теорией», но самим воздухом литературной жизни. Эта книга окажет несомненную помощь учащимся и педагогам в изучении школьного курса русской литературы XIX – начала XX века.
Что такое любовь? Какая она бывает? Бывает ли? Этот сборник стихотворений о любви предлагает свои ответы! Сто самых трогательных произведений, сто жемчужин творчества от великих поэтов всех времен и народов.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.
Феномен русской культуры конца ХIX – начала XX века, именуемый Серебряным веком, основан на глубинном единстве всех его творцов. Серебряный век – не только набор поэтических имен, это особое явление, представленное во всех областях духовной жизни России. Но тем не менее, когда речь заходит о Серебряном веке, то имеется в виду в первую очередь поэзия русского модернизма, состоящая главным образом из трех крупнейших поэтических направлений – символизма, акмеизма и футуризма.В настоящем издании достаточно подробно рассмотрены особенности каждого из этих литературных течений.
Перед вами книга из серии «Классика в школе», в которой собраны все произведения, изучающиеся в начальной школе, средних и старших классах. Не тратьте время на поиски литературных произведений, ведь в этих книгах есть все, что необходимо прочесть по школьной программе: и для чтения в классе, и для внеклассных заданий. Избавьте своего ребенка от длительных поисков и невыполненных уроков.В книгу включены стихотворения русских поэтов XVIII – ХХ веков, от В. Жуковского до Н. Рубцова, которые изучают в средней школе и старших классах.
Сборник знакомит советского читателя с самыми яркими представителями современной норвежской лирики. В книгу включены подборки стихотворений шести поэтов: Улава Х. Хауге, Ханса Бёрли и других. Лейтмотивом представленной в сборнике поэзии является любовь к родине — опасения за её судьбу, восхищение её природой и тревога за эту природу, гордость за своих соотечественников, известных и совсем простых людей.
В книгу включены программные произведения лучших поэтов XIX века. Издание подготовлено доктором филологических наук, профессором, заслуженным деятелем науки РФ В.И. Коровиным. Книга поможет читателю лучше узнать и полюбить произведения, которым посвящен подробный комментарий и о которых рассказано во вступительной статье.Издание предназначено для школьников, учителей, студентов и преподавателей педагогических вузов.
Во второй том серии «Русская советская лирика» вошли стихи, написанные русскими поэтами в период 1930–1940 гг.Предлагаемая читателю антология — по сути первое издание лирики 30-х годов XX века — несомненно, поможет опровергнуть скептические мнения о поэзии того периода. Включенные в том стихи — лишь небольшая часть творческого наследия поэтов довоенных лет.
На рубеже XIX и XX веков русская поэзия пережила новый подъем, который впоследствии был назван ее Серебряным веком. За три десятилетия (а столько времени ему отпустила история) появилось так много новых имен, было создано столько значительных произведений, изобретено такое множество поэтических приемов, что их вполне хватило бы на столетие. Это была эпоха творческой свободы и гениальных открытий. Блок, Брюсов, Ахматова, Мандельштам, Хлебников, Волошин, Маяковский, Есенин, Цветаева… Эти и другие поэты Серебряного века стали гордостью русской литературы и в то же время ее болью, потому что судьба большинства из них была трагичной, а произведения долгие годы замалчивались на родине.