Тень ивы - [36]

И это было ежедневное расписание, к которому обязывала сама жизнь: Миша был гением движения, и это понимал каждый, кто имел с ним дело. Еще в четыре Мишиных года родители, сидя на берегу реки на семейном пикничке, разом увидели, как их сын гоняется за бабочкой: в точности повторяя маленькой ручкой сложную линию ее полета, в каждом из изломов ее движения он успевал ухватить ее и не прижать, не раздавить, а снова открыть ладонь и снова выпустить желтое трепыхание в воздух.

– Ты сможешь так? – спросил Иосиф Мару.

– Так никто не сможет, – ответила она.

Потом вспомнилось: Миша сразу поехал на двухколесном велосипеде, сразу начал плавать, с первой попытки жонглировал мячом любого размера ногами и головой и попеременно.

Иосиф показывал сына тренеру-футболисту, он говорил: давай его срочно к нам, показывал гимнастам – то же самое. Хотели получить Мишу к себе и теннисисты, и прыгуны с шестом и без, в длину и высоту. Несмотря на то, что двигательная гениальность мальчика была заметна только специалистам и родителям, Иосиф и Мара поняли, что настал черед их рассудительности и мудрости, и, с месяц подумав, решили, что балет – это наиболее перспективно в плане профессии, бадминтон – то, что наименее мешает балету, а язык, в котором запоминание сочетается с физическими упражнениями, – это то, что разовьет и память и мышление мальчика.

Миша хотел обозначить свое внимание к Оксанке первым: он мог с десятого ряда зрительного зала попасть теннисным мячом ей, стоящей на сцене, в лоб. Было бы не больно, звонко и смешно. Но не ей. Он мог бы поднять ее на руки и вынести к краю сцены на руках после того, как объявили ее выступление. Он не знал, что потом: он поставил ее на ноги и что? Ушел? Остался и встал по стойке «смирно»?

Константин Жнец.

Морденизация технологий.

Несмотря на то, что в своей жизни Жнец имел серьезную привязанность не более чем к трем женщинам – не сразу, а последовательно, – любая из них, помнилось, подводила к тому, чтобы он сказал: давай будем жить вместе. Как они этого добивались – понять невозможно. Понятно, что появлению пузырьков шампанского из горлышка бутылки предшествует открывание пробки, хлопок, дымок. Но никак не наоборот.

И вот в случае с Роксаной не было откручивания проволок на пробке, открывания бутылки. Не чувствовалось ничего такого, за чем должно было произойти неминуемое повторение пройденного. Неизбежного. И пузыриться Жнецу насчет какой-то совместной жизни с Роксаной было напрасно. В знакомстве с Роксаной было много случайного, а значит, полного символов, иных значений.

Они со Снарядом возвращались со строящегося Толиного дома, в котором проектировщики сделали много такого, что строителям было непросто реализовать, хотя Жнец считал, что его работа уже закончена. Жарким летним полднем они въехали в город из предместья, сопровождаемые раскатами грома, сверканием молний, перемещениями густого воздуха, влетавшими в открытые окна большой всепроходимой машины Снаряда. Еще до того как хлынул дождь, Жнец, сидевший на сиденье сзади, увидел, как из ворот парка на тротуар выходит высокая девушка с длинными темными волосами, в светлом платье и идет в направлении движения машины Снаряда. Снаряд замедлил ход перед «зеброй» у парка, и тут хлынул дождь. Он был настолько сильным, что девушка, на которую смотрел Жнец, в момент стала мокрой, платье подчеркнуло ее тело, и стало видно, как красиво она сложена: от красивого затылка до лодыжек было в ней что-то от лианы – тонкое и сильное. Тут ее увидел и Толя и присвистнул:

– Телка-то голая, смотри, Костян!

– Останови, – тронул за плечо Снаряда Жнец, – посадим.

Жнец выпрыгнул из остановившейся машины, в момент промок, даже ноги в туфлях мокрыми стали, и оказался точно у нее на пути. Его вид исключал заигрывания.

– Садитесь, подвезем.

Она и не думала раздумывать.

– Спасибо.

Она села рядом с Жнецом к неудовольствию Толи.

– Ну, Костян, как машиной рулить, так я, а как красоту разглядывать – так ты.

– А куда вам? – спросил Жнец у девушки.

– Стадион. Далеко? – спросила она, вглядываясь в Снаряда.

– Да все дороги наши! – отважно заявил Снаряд и подмигнул пассажирке. – Вот сейчас, смотри, мимо городового проедем, а он нам честь отдаст.

И точно, дежуривший у патрульной машины милиционер козырнул их проезжавшей мимо машине.

– Вы, наверное, из органов? – понижая голос, спросила девушка.

– Мы все из органов, причем из одних, детородных, – засмеялся Снаряд.

– Он не милиционер, – испытывая неудобство за вдруг взыгравшего Снаряда, успокоил девушку Жнец.

– Вы наоборот, я поняла, – с улыбкой ответила девушка. – Вы Костя, а вы?

– Я – Снаряд. Заметно?

– Заметно.

– Нет, по серьезу, слышала что-нибудь о таком?

– Нет, по серьезу не слышала. Я вообще не по серьезу.

– Да не пугай ты девушку, лучше спроси, как зовут.

– Как зовут девушку?

– Роксана.

– Оксана в стиле рок!

– В стиле соул, скорее.

Так они ехали довольно долгий путь с одного конца города на другой. Говорил по преимуществу Снаряд, к большой радости Жнеца, потому что разглядывать их попутчицу со стороны было куда комфортнее, чем смотреть ей в глаза, скрывать смущение, пытаться что-то интересное сказать – в общем, обнаруживать, что она ему нравится.