Тёмный Легендариум - [62]

Тропинка петляла, огибая стволы рухнувших деревьев, полуистёртые холмы и груды валунов. Если встречалась река, то тропа неизменно выводила к броду. И всегда – он хорошо помнил – лишь стоило ему погрузиться по пояс в быструю ледяную воду, тучи над головой раздавались в стороны, отгнанные взмахом Великой Ладони, и яркий солнечный свет заливал всё вокруг. Камни под ногами словно растворялись, и он ощущал плотный песок дна. Тогда он вставал на колени и окунался с головой – и вода смывала с него прошлое и будущее – оставляя только настоящее, обновляя, словно удивительного водного феникса. А он всё шёл и шёл дальше, вслед за облаками.

Город заблестел полоской огней у самых предгорий. Каждый раз они возникали у него на пути – отпорные стены, улицы и дома – то каменные, то деревянные, то глиняные. Домов триста – иногда чуть больше. На главной улице, в самом сердце города он отыскивал большой пахнущий временем трактир и устраивался на ночлег. Утром следующего дня, или второго, или третьего – Таргабад не считал – он уходил в горы. Уходил, чтобы пройти по тропе до вершины, на которой ждал враг. Уходил, чтобы победить врага и продолжить путь. Уходил, чтобы, преодолевая одну гряду за другой, приближаться к цели. Уходил, чтобы уходить. Уходил. Чтобы, прикасаясь к холодному камню, граниту, ощущать правильность бытия.

Он вступил в город под вечер. За лесом, который он пересёк по змеистой песочной тропе, где в пыли росли коричневые боровики, за оврагом, где обрывалась дорога тропа, простиралось огромное поле. Там были травы – все травы мира. Таргабад утонул в них, а ветер погнал миллионы волн ему навстречу, то дразня терпким ароматом, то убаюкивая медовыми запахами, то бодря холодным чистым глотком. Как хорошо было идти в океане трав, среди серо-зелёных, бурых и пшенично-соломенных волн и островов. Ступая по песчано-подзолистому дну, он чувствовал тепло летнего дня, и всеми клетками впитывал эту живительную радость, кожей головы ощущая холодное дыхание гиперборея.

Это была радость, не наносная и не эфемерная, а осязаемая и почти видимая.

Старик Кукушк в этот вечер задержался на своём топчане. Внуки вынесли его за ворота, за самую отпорную городьбу – благо, недалеко – и теперь дед тёплыми вечерами сидел и смотрел на тёмнеющий вдали лес. Смотрел и вспоминал молодость. Когда-то он был охотником, ходил в дальние леса по обе стороны восхода… Теперь ноги не ходят. Только до топчана. Этот вечер выдался прохладным. Дед уже собрался уходить – небо темнело – но по-молодому зоркий глаз заметил в поле человека. Не охотник и не из города: воин – меч за плечами. Значит одно – Тот, Кто в Пути. В разных языках они звались по-разному, но везде и всюду смысл был одинаков.

Все знали этих странников, появляющихся с севера, из-за гор, где нет дорог, и уходивших на юг. И никогда не возвращавшихся назад. Никто не смел трогать Тех, Кто в Пути – на местном наречии их называли «рагны»: не потому, что запрещал закон, или что среди рагнов все как один непревзойдённые мастера оружия. Убивший рагна займет его место и уйдёт навсегда от дома, от семьи, от всего, что дорого. И, конечно, погибнет где-то вдали. Его кости лягут белой трухой на скалах, и никто никогда не узнает…

Кукушк вздрогнул. Рагн был уже недалеко. Кряхтя, дед заспешил к дому – он не собирался попадаться ему на дороге.

Таргабад вступил в город. Он шёл, легко отталкиваясь от земли. Красота леса и радость трав ещё переполняли его, и от этого хотелось запеть. «Дома, здесь они каменные, – подумал воин. – А вот и трактир». Огромный дом, сложенный до второго этажа из серых тысячелетних валунов, выходил на центральную площадь. Третий этаж когда-то построили из брёвен, сверху по северному обычаю устроили земляную крышу, где сейчас буйно разрослась зелень. В окнах всех трёх этажей приветливо горел свет. С кухни плыли аппетитные запахи, а до слуха доносилась тихая мелодия флейты и мандолины. Юношу так и потянуло внутрь, забыться немного среди людей. Хоть какое-то время не видеть бесконечных горных гряд. Не думать о том, что за ними.

Таргабад вошёл, втягивая на всю глубину лёгких сытные запахи жареной свиной шеи с луком и пряностями, тушеной свёклы с черносливом, фаршированной сладкими фруктами индейки. Он сел за стол и заказал всё это и многое другое. И, глядя в раскрытое окно на темнеющий закат, ел с аппетитом, запивая холодной водой, горячим взваром из солодки, терновника и секки, вином… Ему становилось спокойно в обществе людей, которым никуда не нужно идти. Его желудок принимал еду и питьё на несколько недель вперёд. Таргабад сожалел лишь, что запахи он не мог скопить так же.

К его столу подошла девушка и подсела, смело глядя в глаза. Они всегда приходили. Всегда. Тех, Кто в Пути нельзя было убивать, даже ранить, но их дети никогда не перенимали отцовского проклятья. Словно в насмешку, они рождались крепкими и здоровыми, жили долго со счастливой судьбой. Вот только рагнам никогда не хотелось женской близости, поэтому и детей от них почти не рождалось.

– Ты красивее всех, что приходили раньше, – с удивлением обнаружил Таргабад. Девушка на несколько мгновений застыла в напряжении. Заготовленные ею доводы, чтобы остаться за столом, не понадобились. Ребёнка мог зачать и глубокий старик. Таргабад выглядел лет на двадцать – двадцать пять. Он был некрасивым, но высоким, поджарым, с голодным взглядом и широкими мозолистыми ладонями. Девушке он нравился.