Труп мы так и не нашли. Если Илья Масквин действительно находился на вершине башни КРЭЗИ в момент взрыва, то от него осталась только перчатка скафандра, отлетевшая на десяток метров в сторону от бесформенной конструкции, в которую превратилась стартовая этажерка.
В тех случаях, когда тело исчезало с места преступления, у Коломбо всегда появлялась масса идей, как жертву могли утилизировать. Чаще всего он высказывался в пользу биореакторов, что выглядело логичным умозаключением и обычно оправдывало себя. И хотя сейчас напрашивалась другая версия, Коломбо твердо настоял на проверке. Но есть нюанс: в башне КРЭЗИ около ста тысяч больших биореакторов и не меньше миллиона малых. Поэтому почти сутки целая армия агентов потратила только на то, чтобы осмотреть биореакторы верхнего двадцать пятого уровня. Разумеется, ничего путного они не нашли.
Публике, впрочем, понравилось даже отсутствие результата. Когда я, подыхая от усталости, добрался до блок-дома, Анжелика, следившая за поисками тела по платному криминальному стриму, радостно заявила:
— Жаль, что не нашли. Это был бы такой символизм! Масквин переваривал мир в биореакторах, но в итоге мир переварил в биореакторе его самого. Какая восхитительная аллюзия!
— Ничего не знаю об аллюзиях, — сказал я.
— И это говорит человек, который выбрал нейропомощником лейтенанта Коломбо! — воскликнула Анжелика с возмущением. — Американский вариант Порфирия Петровича!
И фыркнула. А может, наоборот, сначала фыркнула, а потом воскликнула — я такие моменты не отслеживаю. Анжелика, дура гуманитарная, не знает, что нейродетектив Порфирий Петрович — российская локализация Коломбо.
С другой стороны, я сам не был образцом большого ума, когда после очередной попойки с разговорами в Техноуправлении поручил своему нейродетективу найти мне идеальную пару. Он нашел. Какие вообще претензии? Не так ли, Коломбо?..
В итоге я закрылся от Анжелики в своем секторе блок-дома и, чтобы не терять больше времени, велел прогнать через аналитический модуль данные по убийству Масквина, которые появились, пока я в оперативном штабе на вершине КРЭЗИ, войдя в онлайн с вечно тормозящим нейропрокурором, занимался выписыванием ордеров на осмотр частных биореакторов.
Сослуживцы из Техноуправления относятся к импортным нейродетективам с предубеждением. Оно и понятно: все знают, что производительность Холмса или Пуаро намного выше Знаменского и Фандорина, но за патриотизм полагается налоговый вычет. Я, разумеется, тоже патриот, только налоговому вычету предпочел менее распиаренную систему, которая, несмотря на сравнительную дешевизну аренды, использует хитроумный эвристический алгоритм, оптимизирующий матрицу мотиваций методом роящихся частиц. Да, в чем-то Коломбо выглядит ограниченным, в чем-то даже туповатым, однако если выдаваемые им промежуточные результаты корректировать с умом, то раскрываемость становится практически стопроцентной, что неизбежно способствует росту моего профессионального рейтинга и уровня гонораров.
Результата пришлось подождать. Двадцать минут нейродетектив развлекал меня видеороликом с Питером Фальком, едущим по Лос-Анджелесу на стареньком «Пежо Кабриолет». Я пока просмотрел почту, но, к счастью, не обнаружил там ничего, требующего внимания: ненавижу, когда отвлекают от дела в первые двое суток. Наконец Коломбо закончил работу и вывел на экран обобщенную информацию по делу, снабдив ее пруфлинками.
Итак, Илья Ильич Масквин. Год рождения — 2030-й. Вундеркинд и миллиардер, держатель крупнейшего пакета акций Корпорации развития экономики закрывающих инноваций, сокращенно — КРЭЗИ. Впрочем, в строительстве башни он участия не принимал, был еще слишком юн; его вкладом на современном этапе стало переоборудование двадцать пятого уровня под нужды частного космодрома низкоорбитального выведения «Кассиопея(тм)». Масквин был из числа инвесторов, которые сделали свое состояние на гик-культуре. Таких сейчас много, но он отличался от большинства тем, что сам был техногиком и опробовал гаджеты, созданные при его участии, на себе. Понятно, что этого недостаточно для восхождения на вершину КРЭЗИ — нужно еще «попасть в яблочко», то есть вложиться в стартап-компанию, проекты которой окажутся востребованными не узкой группой «кидалтов», а всей цивилизацией. Для Масквина «яблочным» проектом стал малогабаритный биореактор, совместимый с открытой архитектурой жилых блоков — как квартир, так и домов. Собственно, именно внедрение биореакторов, использующих самокатализирующуюся полимерную конвертацию, избавило крупнейшие мегаполисы, в том числе башню КРЭЗИ, от вечной проблемы утилизации отходов жизнедеятельности: разноцветные баки, вырабатывающие тепловую энергию за счет контролируемого разложения любой органики, действительно представляли собой наглядный образчик «закрывающей инновации» и быстро стали частью нашего быта.
Однако Масквина нельзя было бы назвать настоящим техногиком, остановись он на достигнутом. Среди его наиболее удачных вложений последнего времени — жилые блоки-трансформеры, применяемые в градостроительстве; реактивные роботы-прыгуны, закупаемые военными; минеральные растения, пользующиеся спросом в горнорудном деле; сетевой аватар нового поколения, который, как утверждали эксперты, неизбежно вытеснит классических нейропомощников, если Масквину удастся обойти законодательное ограничение на технологии прямого взаимодействия между мозгом и устройствами передачи данных с обратной связью. Все это были интересные разработки, но куда чаще, без учета биореакторов, фамилия Масквина упоминалась в связи с его увлечением космонавтикой.
