Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - [50]

.

Вот как это было сделано: никаких пустых разговоров и призывов держаться. Черчилль ясно дал понять обреченным солдатам, что это их шанс войти в историю. Перефразируя Шекспира, он сказал им, что их имена будут так же известны британцам, как самые распространенные слова английского языка.

В Лондоне Черчилль получил телеграмму от Поля Рейно, в которой тот сообщал, что британская армия более не действует по плану генерала Вейгана и отступает к портам Ла-Манша. Без британского наступления с юга дорога на Дюнкерк была открыта. Перспектива полного отступления и эвакуации стала очевидна. Лорд Галифакс, готовый усилить давление на Уинстона, вернулся к французскому предложению обратиться к Муссолини. Среди консерваторов появлялось все больше пацифистов, стремящихся сохранить земли родной страны и самостоятельность Британии, даже если за это придется расплатиться странами Центральной и Западной Европы. Этим людям идея обращения к Муссолини с тем, чтобы он назвал свои условия невступления в войну и посредничества в переговорах с Гитлером, казалась жизнеспособным, хорошим и вполне рациональным планом. Гораздо более рациональным, чем продолжение войны, в которой могла погибнуть почти вся профессиональная армия Британии. Памятуя об этом и будучи уверенным во всеобщей поддержке своего плана, Галифакс 25 мая сообщил военному кабинету, что в итальянском посольстве в Лондоне состоялась встреча, на которой «…итальянский дипломат, предположительно не имеющий полномочий, заявил, что многие влиятельные люди в Италии хотели бы разрешить средиземноморскую проблему мирным путем. Если правительство его величества найдет способ обратиться к итальянскому правительству с целью обсуждения возможностей дружеского разрешения проблемы, то не следует опасаться негативного завершения подобной встречи»[302].

Галифакс вновь высказал свою убежденность в том, что «скорее всего, из этого ничего не выйдет. Тем не менее, даже если мы просто выиграем время, это будет очень ценно. Французам подобный шаг со стороны правительства его величества понравится, поскольку он согласуется с их собственной политикой»[303].

Неделей ранее Муссолини в ответе на письмо Черчилля полностью отвергал возможность мирных переговоров с союзниками: «Если честь потребовала, чтобы ваше правительство объявило войну Германии, то вы поймете, что та же честь и уважение к договорам, заключенным между Италией и Германией, определяют политику Италии сегодня и в будущем, как бы ни развивались события»[304]. Но теперь, когда Франция находилась на грани краха, когда нужно было срочно эвакуировать британский экспедиционный корпус, Черчилль согласился с полученным предложением, только подчеркнул, что не следует, разумеется, предавать это публичности, поскольку подобные действия могут показаться признанием в собственной слабости[305]. К лидеру Италии он относился с глубоким подозрением и считал весьма вероятным, что в любой момент синьор Муссолини может оказать сильнейшее давление на французов, чтобы вынудить их к уступкам. Тот факт, что французы переместили свои войска с границы с Италией, ставит их в очень невыгодное положение[306].

Британский народ ужаснулся бы, узнав, что его лидеры обсуждают возможность заключения мира с фашистским диктатором, но в то время никто почти ничего не знал о трагическом развитии войны. Как записал в дневнике сэр Александр Кадоган, правая рука Галифакса в министерстве иностранных дел, народ не имел ни малейшего представления о реальном положении дел[307]. Газеты того времени показывают, какая пропасть лежала между тем, о чем сообщали людям, и тем, что происходило в действительности. Так, 25 мая в газете Manchester Guardian появилось рекламное объявление о выходных во французской столице:

ВЫХОДНЫЕ В ПАРИЖЕ: ОТЕЛЬ РЯДОМ С ОПЕРОЙ И БОЛЬШИМ БУЛЬВАРОМ… СПЕЦИАЛЬНЫЕ СКИДКИ ДЛЯ ПРЕДСТАВИТЕЛЕЙ ВОЙСК СОЮЗНИКОВ[308]

26 мая, через два дня после падения Булони, в газете News of the World читаем:

СОЮЗНИКИ ГРОМЯТ НЕМЦЕВ БЛИЗ ПОБЕРЕЖЬЯ ЛА-МАНША – ФРАНЦУЗЫ УТВЕРЖДАЮТ: «БУЛОНЬ ВСЕ ЕЩЕ В НАШИХ РУКАХ»; ОБОРОНА КАЛЕ НЕПРОБИВАЕМА[309]

В тот же день в Sunday Express:

ФРАНЦИЯ ОТПРАВЛЯЕТ В ОТСТАВКУ 15 ГЕНЕРАЛОВ – В КОММЮНИКЕ ЗАЯВЛЕНО: «МЫ ПОБЕЖДАЕМ ВРАГА»[310]

В People:

НАЦИСТЫ УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО АРМИИ СОЮЗНИКОВ ОКРУЖЕНЫ ВО ФЛАНДРИИ, НО ПАРИЖ СООБЩАЕТ О ВОЗВРАЩЕНИИ АМЬЕНА И ОГРОМНЫХ ПОТЕРЯХ ВРАГА[311]

27 мая, через день после падения Кале, в Daily Mail:

ФЛОТ ВСТУПАЕТ В ДЕЙСТВИЕ. ОБСТРЕЛ ГЕРМАНСКИХ ВОЙСК В РАЙОНЕ БУЛОНИ – ВОКРУГ КРЕПОСТИ ВЕДУТСЯ УЛИЧНЫЕ БОИ – КАЛЕ И ДЮНКЕРК В РУКАХ СОЮЗНИКОВ

ФЛОТ ОБСТРЕЛИВАЕТ ВРАГА[312]

В Evening Standard:

КОЛОССАЛЬНЫЕ ГЕРМАНСКИЕ ПОТЕРИ В ЖЕСТОКИХ БОЯХ ПРИ МЕНИНЕ – КАЛЕ ВСЕ ЕЩЕ В НАШИХ РУКАХ[313]

В Daily Express:

СРАЖЕНИЯ НА УЛИЦАХ КАЛЕ – ФЛОТ КРУШИТ ГЕРМАНСКИЕ БРОНЕДИВИЗИИ[314]

На рассвете 26 мая мысли Черчилля и всех его советников были заняты известиями из Франции. Дорога на Дюнкерк оказалась открыта и для британских, и для германских войск. Как писал сам Черчилль, начался «марш к морю»[315].

Поль Рейно вылетел в Лондон, чтобы обсудить критическое положение с Черчиллем. На девятичасовом заседании военного кабинета премьер-министр заявил, что нужно быть готовым к тому, что господин Рейно в сегодняшнем интервью сообщит, что французы более не могут продолжать сопротивление, а сам он приложит все усилия, чтобы убедить господина Рейно продолжать войну, и напомнит, что честь требует сделать все, что в их силах, чтобы обеспечить безопасное отступление британского экспедиционного корпуса