Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - [41]

.

Галифакс, который все чаще в ложной надежде взирал на Италию, предположил, что, «возможно, будет полезно, если премьер-министр… свяжется с синьором Муссолини»[230]. Черчилль с готовностью согласился, а также огласил частности личного сообщения, которое, с общего согласия, должен отправить президенту Рузвельту, чтобы проинформировать его о серьезности положения[231].

Думаю, на лбу Чемберлена в душном, прокуренном кабинете на Даунинг-стрит должен был выступить холодный пот. Двадцати двум мужчинам, собравшимся за столом и наблюдавшим за тем, как Черчилль отчаянно пытается справиться с ситуацией и спасти Англию от судьбы, постигшей Европу, его промахи были очевидны. Когда долгое заседание закончилось, Чемберлен отправился в комнату Галифакса, чтобы поговорить. В дневнике Галифакс записал, что бывший премьер-министр был «сильно потрясен политическими событиями… Он сказал мне, будто всегда считал, что ему не придется быть премьер-министром во время войны, но когда это произошло, взялся за работу. А теперь, когда война становится все более жестокой, он не может не чувствовать облегчения от того, что эта ответственность более не лежит на его плечах»[232].

Эта гигантская ответственность теперь лежала на плечах Черчилля. Он взялся за письмо президенту Рузвельту. В отличие от Галифакса, Уинтон считал Соединенные Штаты главным союзником Британии в борьбе с нацистами.

В бытность свою первым лордом Адмиралтейства Черчилль сумел установить доверительные отношения с Рузвельтом, поэтому сейчас он писал откровенно и честно: «Хотя я занимаю новый пост, я уверен, Вы не пожелаете, чтобы я прекратил нашу интимную частную переписку. Как Вы, несомненно, знаете, обстановка быстро ухудшилась. Противник имеет явное преимущество в воздухе, и его новая техника оказывает глубокое впечатление на французов. Сам я думаю, что битва на суше только началась, и мне хотелось бы увидеть вступление в бой танков. До настоящего времени Гитлер использует специальные танковые и авиационные части. Малые страны просто сметаются одна за другой, как домики из спичек. Следует ожидать, хотя это еще не определенно, что Муссолини поспешит вступить в войну, чтобы заполучить свою долю от ограбления цивилизации. Мы сами ожидаем нападения в ближайшее время силами парашютных и воздушно-десантных войск и готовимся к этому. При необходимости мы продолжим войну одни и не боимся этого. Но, полагаю, г-н президент, Вы понимаете, что голос и сила Соединенных Штатов, если они слишком долго не будут проявлять себя, могут не возыметь никакого действия. Вы можете получить полностью покоренную нацистами Европу, причем с поразительной скоростью. И тяжесть этого может оказаться большей, чем мы можем выдержать. Все, о чем я прошу сейчас, – чтобы Вы объявили о своем неучастии в войне; это будет означать, что Вы будете помогать нам во всем, кроме использования своих вооруженных сил…»[233]

Черчилль обратился к Рузвельту с шестью самыми насущными просьбами: он просил предоставить Британии сорок-пятьдесят старых американских эсминцев, несколько сотен самолетов новейшего типа и средства противовоздушной обороны, а также американское железо и другое сырье. Он писал, что за все «мы будем продолжать расплачиваться долларами, пока сможем, но мне хотелось бы быть уверенным, что когда мы более не сможем платить, вы все равно будете снабжать нас»[234].

Черчилль также писал, что визит американской эскадры в ирландские порты мог бы предотвратить германское вторжение в Британию через Ирландию. И в заключение он просил президента «сдерживать японского пса в Тихом океане, используя Сингапур любым удобным образом». Черчилль подписал письмо: «С наилучшими пожеланиями и уважением»[235]. Теперь ему оставалось лишь ждать ответа президента.

С начала агрессивного правления Гитлера в 1933 году Соединенные Штаты занимали нейтральную позицию, и Рузвельт открыто заявлял, что его страна не будет принимать участия в возможном конфликте в Европе. И действительно, в конце 30-х годов Конгресс принял несколько законов о нейтралитете, запрещающих торговлю и финансовую поддержку воюющих стран, участвующих в конфликтах. Когда в 1939 году началась настоящая война, эти условия были пересмотрены и торговля оказалась легализована (кроме торговли оружием). Это позволило США неофициально поддерживать Великобританию и Францию: только эти страны могли платить наличными и самостоятельно доставлять купленное к себе.

За две недели до того, как Черчилль взялся за перо, чтобы написать Рузвельту, Британия сумела приобрести 324 истребителя «Кертис П-40» для армии и 81 истребитель «Грумман» для флота. Официально было объявлено, что самолеты «строились в Соединенных Штатах и для Соединенных Штатов»[236]. Британия запросила разрешения забрать самолеты из американского порта, но Рузвельт отказал из-за условий закона о нейтралитете. Однако он предложил, чтобы «мы [Америка] доставили самолеты к канадской границе, протолкнули через границу и отправили их в Ботвуд [Ньюфаундленд]»[237]. Протолкнули через границу? Именно! Закон запрещал любую механическую помощь. Подобное почти комическое предложение невероятной сложности демонстрировало твердое желание президента обойти собственный закон о нейтралитете. Рузвельту удалось одержать победу на выборах 1936 года благодаря своей антивоенной программе, и Черчилль знал, что, несмотря на широкую поддержку дела союзников в Америке, страна не собирается участвовать в войне, и переломить такие настроения будет нелегко.