Темные времена. Как речь, сказанная одним премьер-министром, смогла спасти миллионы жизней - [39]

.

Вторник, 14 мая 1940

ГОЛЛАНДИЯ РАЗБИТА И ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ БУДЕТ В РУКАХ ГЕРМАНИИ.

ПОСЛЕ ОЖЕСТОЧЕННОГО ДВУХДНЕВНОГО СРАЖЕНИЯ ГЕРМАНСКИЕ ТАНКИ ФОРСИРОВАЛИ РЕКУ МААС И ВОШЛИ ВО ФРАНЦИЮ.

СТРАТЕГИЧЕСКИЕ НАМЕРЕНИЯ ГЕРМАНИИ ОСТАЮТСЯ НЕПОНЯТНЫМИ.

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ, ГЕНЕРАЛ МОРИС ГАМЕЛЕН, ИГНОРИРУЕТ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ О ТОМ, ЧТО ГЕРМАНИЯ ГОТОВИТ ЛОВУШКУ, И ПРОДОЛЖАЕТ ПРОДВИЖЕНИЕ СОЛДАТ В НИДЕРЛАНДЫ, ОСТАВЛЯЯ ЛИНИЮ МАЖИНО ПРАКТИЧЕСКИ БЕЗ ЗАЩИТЫ.

7. Ситуация ухудшается

14 мая британцы получили утренние газеты, в которых прославлялось великое выступление Черчилля в Палате общин. Все заголовки вторили знаменитому рисунку Дэвида Лоу: «Священное единение».

Но военное положение стремительно ухудшалось. Величайшее в мировой истории вторжение – трехмиллионная германская армия стремительно наступала, а еще два миллиона солдат находились в полной боевой готовности дома – происходило так быстро, что союзники с их примитивными полевыми телефонами, телеграфом и застревающими в грязи связными на мотоциклах даже не представляли полного масштаба этого кошмара. Никто не понимал, как справляться с таким множеством угроз.

Интенсивность работы прокуренного военного комитета, комитета обороны и комитета начальников штабов не ослабевала. Напротив, она становилась еще более напряженной по мере того, как отдельные фрагменты собирались в целую картину. Центр оперативного планирования располагался в подземном бункере под Уайтхоллом. Черчилль в зале карт наблюдал за тем, как цветные флажки (Германию обозначали зелеными) перемещаются по большим настенным картам Западной Европы. После каждого телефонного доклада они смещались все дальше и дальше к западу. Первые дни Черчилль называл странными: «Все жили сражениями, на которые были направлены все мысли, но с которыми ничего нельзя было сделать»[213].

Военный кабинет собрался в доме № 10 на Даунинг-стрит в половине двенадцатого, чтобы узнать последние новости. К этому времени Западный фронт уже испытал на себе всю мощь германского наступления. Французская армия отошла в Антверпен и пыталась вместе с бельгийцами противостоять немецким танковым дивизиям. Самый сильный удар был нанесен южнее, на линии Намюр – Седан (Бельгия – Франция). Немецкие солдаты форсировали реку Маас и вторглись во Францию. Это известие потрясло министров до глубины души, поскольку Маас со времен римлян служил границей, защищавшей равнины Франции, Бельгии и Голландии от древней угрозы вторжения с востока.

Голландия продержалась недолго. Лорд Галифакс сообщил военному кабинету, что утром к нему обратился посол Франции, который выразил серьезную обеспокоенность по поводу полученного от королевы Вильгельмины послания, уже доставленного в Букингемский дворец королю Георгу VI. Слова королевы француз истолковал как желание Голландии пойти на мирные переговоры с Германией. Пытаясь развеять страхи посла, Галифакс сказал, что он толкует смысл послания иначе. Позиция голландского правительства неизменна: они не собираются вести мирные переговоры.

Поскольку Италия угрожала вступить в войну на стороне Германии, Галифакс показал министрам телеграмму, полученную им от британского посла в Риме. В ней говорилось, что «мы не должны поддаваться на вербальные провокации со стороны Италии, поскольку они заставят нас объявить войну [Италии]… Пока синьор Муссолини не сделал решительного шага. У него есть еще три-четыре недели, чтобы принять решение о военных действиях – пойдет он на них или нет»[214]. Намерения Муссолини прояснились гораздо раньше, что привело к полному расколу между двумя главными членами военного кабинета, Галифаксом и Черчиллем. Но пока нужно было заняться более срочными делами.

В шесть вечера Черчилль присутствовал на заседании комитета начальников штабов, а в семь – на заседании военного кабинета. Он проинформировал всех о телефонном звонке премьер-министра Франции, Поля Рейно: «Германия намеревается нанести смертельный удар по Парижу. Германская армия прорвала наши укрепления южнее Седана. Мы не можем противостоять комбинированным действиям тяжелых танков и эскадрилий бомбардировщиков. Чтобы, пока еще есть время, остановить продвижение немцев и перейти в контрнаступление, нужно отрезать германские танки и поддерживающие их бомбардировщики. Вы уже прислали четыре эскадрильи – больше, чем обещали, но если мы хотим победить в этом сражении, которое может определить исход всей войны, необходимо выслать еще десять эскадрилий.

Без этой поддержки мы не сможем остановить продвижение немцев между Седаном и Парижем. Между Седаном и Парижем не осталось укреплений, сравнимых с линией, которую следует восстановить любой ценой.

Уверен, что в этом кризисе мы можем рассчитывать на английскую помощь»[215].

Легкость, с какой немцы форсировали реку Маас, потрясла французов. Генерал Айронсайд полагал, что у немцев должны были иметься «танки-амфибии, защищенные броней, непробиваемой для огня французских танков»[216]. И опять ситуация была слишком неопределенной, чтобы военный кабинет мог однозначно принять решение об отправке дополнительных войск во Францию. Они решили, что нужно как можно быстрее собрать всю доступную информацию, не только о том, что происходит, но и о будущих намерениях французов и о том, смогут они перейти в контрнаступление или нет.