Тёмные самоцветы - [110]

Старший метнул на него грозный взгляд.

— Я сказал, даже не думай. И не косись на распятие. Все равно на него никто не польстится.

— Но оно ведь серебряное. Его можно и переплавить. Кузнец Евгешка с удовольствием сделает для нас это и будет молчать. — Малый нагнулся и поднял распятие, валявшееся возле расколотой головы отца Краббе. — Если мы не возьмем его, возьмет кто-то другой.

— И пусть! — в сердцах отозвался старший. — Зато никто никогда не скажет, что мы грабим благочестивых людей. Даже католиков. — Он умолк, чтобы перекреститься. — Господь ведает, кто мы, но этого нам не простит.

Его напарник пожал плечами.

— Мы жили бы месяц на то, что нам за него могут дать.

— Забудь, — сказал старший.

— Ладно, — кивнул младший. — Но мне все же жаль.

Они закончили свое дело в молчании и, увязав с привычной ловкостью всю добычу, мгновенно растворились в лабиринте улочек и переулков самого мрачного из районов Москвы.

С утренними звонами церковных колоколов мертвецов обнаружили. Двое подручных местного пекаря жуткими криками огласили округу, спугнув грызших пальцы Юрия крыс.

Первыми на крики прибежали священники из маленькой церкви Святой Татьяны. Увидев на одном из несчастных католическую сутану, они не стали молиться за упокой душ убиенных, но после некоторых препирательств решили побыть около мертвецов, пока не явится стража.

— Надо бы сообщить о них и кому-нибудь из католиков, — сказал кто-то в толпе. — Они лучше стражников позаботятся о своих.

— А ведь и верно, — согласились священнослужители, и один из них тут же поспешил к Красной площади, весьма довольный, что может убраться подальше от жуткого места. Сведениями о наличии в Москве католических общин он не располагал, а уж тем более об их местонахождении, и потому решил обратиться в польское представительство, по слухам сплошь состоявшее из духовных лиц одной с убиенными веры. У него ушло более получаса на поиски дома, в котором обитали иезуиты, и к тому времени, как он к нему подошел, московские улицы уже заполонили купцы и крестьяне, устремлявшиеся на базары и рынки столицы с товарами, поделками и припасами всех мыслимых видов.

Слуга, отозвавшийся на стук, очевидно, не спал всю ночь: под глазами его лежали темные тени, а вышитая рубашка была покрыта крошками и измята. Он отнесся к появлению православного пастыря не без удивления, смешанного, однако, с любопытством.

— Спаси нас Христос, добрый отче. Что привело вас сюда?

— Могу ли я повидаться с кем-либо из твоих хозяев? — спросил священник и прибавил: — Я отец Яков из храма Святой Татьяны Великомученицы.

— Они все на мессе, — ответил слуга.

— Боюсь, у меня к ним неотложное дело, — сказал отец Яков, крестясь. — Похоже, мы нашли тела их единоверцев. По крайней мере, один человек обряжен в католическую сутану.

— Тела? — переспросил слуга.

— На улице, неподалеку от нашего храма. Там лежат двое, и… и они…

Слуга вызволил отца Якова из затруднительного положения.

— Прошлой ночью и впрямь один из сотрудников миссии не вернулся домой. Все тем очень обеспокоены. Совсем недавно был послан нарочный туда, где предположительно он мог бы заночевать. Однако… — Малый умолк, заслышав шаги за спиной.

На крыльцо вышел отец Бродский — бледный, с всклокоченными редеющими волосами. Он учтиво приветствовал отца Якова, призвав Господа проливать свою милость на всех христиан, и с виноватой улыбкой пояснил:

— Я услышал, что кто-то пришел, и вышел полюбопытствовать. Надеюсь, вы принесли известия об отце Краббе.

— Возможно, — отозвался отец Яков, пристально глядя иезуиту в глаза. — Мне очень жаль, но мы обнаружили двоих человек, один из них был в сутане, а вот второй…

— Где же они? — перебил его с живостью отец Бродский. — И в чем был второй? Отца Краббе сопровождал слуга Юрий. — Он озадаченно потеребил нижнюю губу и вгляделся в лицо православного пастыря, словно желая прочесть на нем все ответы, прежде чем тот снова заговорит. — Люди, которых вы обнаружили… Что с ними стряслось?

Отец Яков удрученно вздохнул.

— На них напали.

— Напали? Они убиты? — упавшим голосом спросил отец Бродский, с ужасом осознавая, что в ином случае православный священник вряд ли появился бы здесь.

Из-за плеча его вынырнула хмурая, недовольная физиономия. Отец Ковновский уже открыл было рот, чтобы выбранить отца Бродского за самовольный уход с мессы, но, увидев отца Якова, вытаращил глаза.

— Господь и все его ангелы! Что-то случилось? Да?

— К прискорбию, да, — сказал отец Яков. — Но, может быть, не с вашим товарищем. Быть может, это просто мошенник, укравший у вашего человека сутану, или как-нибудь по-другому ею завладевший, — проговорил он поспешно, пытаясь смягчить удар.

Отец Ковновский поморщился и потряс головой.

— Не понимаю, о чем вы.

— Этот добрый человек говорит, — пояснил отец Бродский, — что обнаружил двоих людей, на которых было совершено нападение. Может статься, это отец Краббе и Юрий. — Сказав это, он перекрестился.

Отец Ковновский повторил его жест.

— Кем бы они ни оказались, спаси их Господь!

— Вернее, их души, — тихо сказал отец Яков и обернулся на цокот подков. К польскому представительству на высокой серой кобыле подъезжал затянутый во все черное человек.