Темные искусства - [17]

Я едва взглянул на кусок пожелтевшей бумаги у него на столе.

— Ты под таким дождем пешком сюда пришел? — удивился я. Его пальто промокло насквозь, а лоб все еще облепляли влажные пряди. Такер, его верный золотистый ретривер, тоже изрядно вымокший, валялся в углу пузом вверх прямо посреди грязной лужи.

— Ага. Это же просто вода. Она чистая.

— Ты до сих пор не купил лошадь? Девять месяцев уже прошло.

Его последний конь, великолепный представитель англо-арабской породы, погиб в январе. Макгрею не хватало духа подыскать замену подарку своего покойного отца. Сегодня он просто пропустил мое замечание мимо ушей.

— Хорошо, что ты пришел. Доктор Рид оставил мне записку. Он сможет принять нас только сегодня утром.

Мне стало смешно.

— Этот сопляк теперь назначает нам время аудиенции?

— Ага, — сказал Макгрей, уже направляясь к двери. — Он весь в хлопотах из-за убийства в приюте для глухонемых. — Он ткнул пальцем мне в грудь. — Я знаю, что парнишка тебя раздражает, но не серди его сегодня. Нам, видимо, придется попросить его отложить все дела ради нашего.

Я лишь вздохнул и последовал за ним.

Морг занимал смежное помещение в подвале — трупы нужно было держать в холоде — и идти до него было совсем близко. Там мы и встретились с юным доктором Ридом, который в свои двадцать четыре года уже занимал должность старшего судебного медика Эдинбурга (не благодаря славным своим талантам, а оттого, что шотландская полиция могла позволить себе лишь зеленого выпускника).

Мы нашли его в маленькой приемной морга, он раскладывал бумаги по стопкам — отчеты для суда, насколько я понял. Должен признать, он был добросовестным малым и учился на лету, однако тяжкое бремя ответственности уже отпечаталось на его лице. Щеки у него все еще были пухлые, розоватые — мне они всегда напоминали детскую попку, — но глаза его, прежде вызывавшие ассоциации с суетливым кокер-спаниелем, а теперь припухшие и окаймленные темными кругами, смотрели сурово.

— Доброе утро, инспекторы, — произнес он усталым голосом. И вытянул удивительно тонкую папку из аккуратной стопки бумаг.

— Что нашел, приятель? — спросил Макгрей с наигранным весельем в голосе.

— Пока ничего.

— Что?! — вскричал я. — Да сколько ж можно…

Макгрей двинул мне локтем в бок, хотя его собственный тон звучал ненамного добрее.

— Что ты имеешь в виду?

Рид зевнул, что, впрочем, не помешало ему метнуть глазами молнию в мою сторону.

— Я осмотрел все шесть тел. И не нашел ничего, что указывало бы на причину смерти: ни очевидных следов отравления, ни смертельных ран, ни…

— Ты досконально их обследовал? — перебил я его.

— О нет, совсем нет, инспектор. Я взглянул на них издалека — все ради того, чтобы вы заявились сюда и сделали мне выговор за некомпетентность.

Я сжал кулаки, а Макгрей расхохотался.

— Ох, парнишка-то подрос, Фрей!

Мы с Ридом взглянули на него с единодушной ненавистью.

Доктор перевернул страницу и совершенно невозмутимо продолжил:

— У всех присутствует глубокий порез в районе локтевого сустава. Выглядит так, словно они делали себе кровопускание за несколько часов до смерти.

— Подношение, — пробормотал Макгрей, вспомнив показания Катерины. — Они истекли кровью до смерти?

— Нет, инспектор. Офицеры нашли графин с жидкостью на месте преступления. Судя по ее количеству, я бы сказал, что каждый из них потерял приблизительно столовую ложку крови. У полковника, впрочем, имеются две раны — вторая на левой ладони.

— Отрава могла попасть к ним в организм через нож — напрямую в кровоток, — предположил я.

— Это станет понятно, когда я проведу химические исследования, — сказал Рид.

— Хорошо. Будь добр, начни с пробы Рейнша…

— С пробы Рейнша и Марша, разумеется. Я уже собрал образцы крови и тканей. — Прежде чем я опять его перебил, Рид перелистнул страницу. — Я нашел еще кое-что, что может вас заинтересовать.

— И что же?

— На одном из тел присутствуют следы насилия, хотя не похоже, что они как-то связаны со смертями. Позвольте, покажу вам.

Мы проследовали за ним в морг. В стерильно чистом помещении нас, как и всегда, встретил ледяной воздух, пахший этанолом и формальдегидом, и белая плитка на полу, ставшая матовой от многолетнего оттирания уксусом.

Шесть тел были аккуратно разложены на столах и накрыты белыми простынями. На безупречно выглаженной материи не было ни пятнышка алого.

Рид подошел к дальнему столу, на котором лежали тела поменьше. Первым делом он открыл лицо, явно принадлежавшее состоятельной леди. Ее волнистые темные волосы все еще были заплетены в замысловатую французскую косу, а на лице, весьма привлекательном, красовались пухлые щеки и по-девичьи маленький рот.

— Миссис Марта Гренвиль, — зачитал Рид из отчета. — Тридцати шести лет. Практически здорова, за исключением… — Рид приподнял простыню и обнажил остальные части ее тела.

Как обычно, я слегка покраснел. Нет ничего более интимного и уязвимого, чем обнаженное тело, а вид тех, кто лишен жизни и не способен себя защитить, заставляет меня чувствовать себя соглядатаем. Но я все же должен был как следует его осмотреть.

Игнорировать Y-образный шов, оставшийся после вскрытия и шедший через всю ее грудь и живот, было трудно, хотя Рид проделал очень аккуратную работу. От этого зрелища вдоль хребта у меня пробежал холодок, а в голове сам собой возник образ мертвого дяди. И разлагающегося трупа, который не давали похоронить. Я, видимо, покачнулся, но, к счастью, Рид и Девятипалый разглядывали тело и ничего не заметили.