Темные искусства - [19]

— Питер Уилберг. Пятидесяти одного года. Сын бабушки Элис.

— Сын ее, говоришь? А почему тогда у него фамилия Уилберг, а не Шоу?

— Хорошо подмечено, — сказал я, оглянувшись на тело старого Гектора Шоу. — Бабушка Элис, видимо, дважды была замужем. Я нарисую их семейное древо, когда мы тут закончим. — Затем я заглянул в отчет Рида. — Тут говорится, что он был заядлым курильщиком и любил выпить. — Я оттянул губу мужчины и увидел пожелтевшие зубы. — И много ходил пешком. — Ступни у него были в мозолях, а икры мясистые, как у бывалого пехотинца.

— Стало быть, последняя, — сказал Макгрей, переходя к следующему телу, — это клиентка Катерины.

— Леонора Уилберг, да. Двадцати двух лет. Самая молодая из всех.

Ее нельзя было назвать хорошенькой. Округлый нос ее напоминал нос мистера Уилберга, ее дяди, и волосы у нее явно редели — видимо, от слишком тугих кос, которые заплетали ей с детства. Кроме того, было в ней что-то странное. Я не мог точно сказать, что именно, но это явно было связано с темными кругами у нее под глазами и тонкими морщинами, которые уже сбегали от носа к углам ее рта. От нее, пусть даже и мертвой, исходило некое злонравие.

— О чем думаешь, Фрей? — спросил вдруг Макгрей, чем слегка меня напугал.

Я откашлялся.

— Я надеялся, что мы найдем что-нибудь абсолютно очевидное. Какой-то общий симптом.

— Теперь-то и ты озадачен?

— Мягко сказано. У нас тут весьма разнородная группа людей. Не могу вообразить ничего настолько опасного, что могло бы убить восьмидесятилетнего мужчину, его юную внучку и крепкого военнослужащего, не оставив при этом никаких следов.

Я заметил, что Макгрей прикусил губу, борясь с желанием заспорить, что все это походит на проделки злобного духа.

— Сердечный приступ? — выдвинул предположение Макгрей. — Может, они перепугались до смерти, когда появилась длань Сатаны?

— Рид ничего здесь об этом не упоминает, — ответил я, перелистав отчет.

— Думаешь, он забыл проверить такую версию?

Я усмехнулся.

— Я-то думал, ты ему полностью доверяешь…

— Ох, да прекрати уже!

Я постучал папкой по подбородку. Рид вернется только через несколько часов.

— Черт возьми, не могу я столько ждать. Сам проверю.

Макгрей захихикал.

— Будешь в кишках копаться? Предвкушаю это зрелище.

Я снял сюртук и, закатывая рукава, бросил на него убийственный взгляд. Я мог бы поведать ему, что произвел множество вскрытий, пока учился в Оксфорде, но предпочел этого не делать. Макгрей неустанно напоминал мне, что я бросил университет. И вскоре я вспомнил тому причину.

Рид хранил инструменты в стоявшем неподалеку деревянном ящичке, из которого я достал две пары щипцов и ножницы. Я решил начать с осмотра полковника, поскольку он выглядел наименее вероятным кандидатом на смерть от испуга.

Очень осторожно я разрезал швы, после чего при помощи щипцов отогнул кусок кожи. От чавкающего звука меня едва не стошнило.

— Подержи, — велел я Макгрею и с помощью второй пары щипцов оттянул кожу на другой стороне груди покойного. Как я и ожидал, жира на теле полковника почти не было — лишь тонкая желтоватая прослойка.

— Что ты ожидаешь увидеть? — спросил Макгрей.

— Если они умерли от сердечного приступа, то сердечная мышца должна была почернеть. Обычно это сразу заметно.

Свободной рукой (и набрав в грудь побольше воздуха) я ощупал ребра и понял, что Рид действительно отпилил их вдоль грудины. Я оттянул кости в сторону и между легкими обнаружил одно из самых жилистых сердец, какие когда-либо видел.

— Выглядит вполне здоровым, — сказал я, прозвучало довольно напряженно. Я снова сделал глубокий вдох, уже не заботясь о том, что подумает Макгрей, и заставил себя вытащить сердце наружу. Рид также перерезал артерии, поэтому я беспрепятственно поднял его, чтобы рассмотреть поближе. — Абсолютно здоровым.

Орган был красным и плотным, словно готовым сейчас же ожить и снова забиться. Секунду я любовался его устройством: силой мышц, идеальным расположением артерий, тонкими ветвящимися венами. Я держал в руке элегантный, производительный двигатель, способный проработать всю жизнь. Внезапно я вспомнил, почему когда-то считал медицину своим призванием. Впрочем, ежедневное занятие оной решительно свело бы меня с ума.

Я положил сердце на место, накрыл его ребрами и снова зашил кожу — не так аккуратно, как Рид, отметил я про себя с досадой.

— Не хочешь проверить еще одно? — поинтересовался Макгрей, увидев, что я поспешил к кувшину с водой и миске.

— Нет, меня устраивает работа Рида. — И я не выносил ощущение влаги и слизи на руках.

Макгрей провел рукой по лицу, издав стон, который передал мне его разочарование.

Я потянулся за тряпкой, чтобы вытереть руки.

— Раз уж тела не дали нам никакой новой информации, то, может, хоть на месте их гибели что-нибудь найдется.

Массируя виски, Макгрей кивнул.

— Угу. Есть такой шанс.

Он шагнул к столу Рида и набросал тому записку с просьбой провести химические пробы как можно скорее. Затем мы отправились в Морнингсайд.

Я был расстроен, что осмотр тел не пролил свет на дело; впрочем, я еще не знал, что вскоре наше расследование превратится в еще более запутанную головоломку.

7

Стоило нам выйти наружу, как трое газетчиков, несмотря на так и не прекратившийся ливень, преградили нам путь, словно стая голодных стервятников.