Тёмное крыло - [50]

Сумрак фыркнул и глубоко втянул воздух. Ни его запах, ни вкус не нёс признаков приближения плохой погоды. Он смог вспомнить лишь один или два раза за всю свою жизнь, когда птицы не пели в сумерках, и теперь тишина лишила его присутствия духа. Он взглянул на отца, который в ответ лишь спокойно посмотрел на него.

— Иди спать, Сумрак, — сказал он. — Всё в порядке.

Он не думал, что сумеет заснуть, но всё же заснул…

… Но проснулся позже, когда поляна утопала в серебряном свете луны, а на секвойе спали все, кроме него.

Небо по-прежнему было ясным — ни единого признака грядущего изменения погоды. Сумрак надеялся, что у птиц были какие-то незначительные причины для молчания, но он боялся, что это могло быть как-то связано с фелидами на материке. Может, птицы не пели из осторожности? Или они прятались?

Издалека донёсся звук, которого Сумрак никогда раньше не слышал. Это был какой-то тихий звук, который, как ему казалось, можно услышать лишь ночью, когда создаётся ощущение, что звуки разносятся гораздо дальше. Он повернулся в ту сторону — это было странное, низкое щебетание, хотя и не похожее на то, что может издавать птица, насколько он знал. Последовала ответная щебечущая трель, и всё стихло. Его уши улавливали лишь гудение насекомых.

Шерсть у него на загривке ощетинилась. А что, если на острове кто-то был? Что, если сюда перебрались те плотоядные фелиды? Щебечут ли фелиды? Это казалось маловероятным.

Он хотел разбудить Папу и попросить, чтобы он выставил часовых, но знал, что это было бы бесполезно. Его отец сказал бы, что в этом нет нужды. Просто птицы пытаются напугать рукокрылов и выгнать их с острова.

Он медленно отполз от своей семьи, вдоль ветки в сторону поляны. Полная луна сияла, освещая лес.

Он полетел. Он не забыл, как это делается. Знание жило в его мускулах и нервах, и оно немедленно проснулось с первым же взмахом. Паруса мелькали одним размытым пятном, когда он взмыл над пустой поляной. Луна давала ему столько света, сколько было нужно.

Он будет часовым для колонии. Он был маленьким, невидимым ночью, и он мог улететь в любое время. Он почти желал, чтобы на острове существовала какая-то угроза; тогда, возможно, все увидели бы, каким он был храбрым и полезным, и перестали бы сторониться его.

Через несколько секунд он уже пролетал мимо макушки секвойи. Его живот слегка свело, когда вокруг открылась серебристая линия горизонта. Он развернулся в воздухе, ориентируясь. Первый раз в своей жизни он сумел увидеть остров целиком, и он показался ему отвратительно крохотным. Он провёл всю свою жизнь здесь, на этом маленьком клочке леса.

Прежде он никогда не видел материка — светящейся стены деревьев, которая непрерывно тянулась к северу и к югу. Оттуда пришли его отец и мать. Мир был огромен, и его конца-края не было видно.

При помощи своего эхозрения Сумрак видел спящих птиц, сидящих на высоких ветвях. Тёмная шерсть делала его частью ночного неба. Он полетел в том направлении, откуда донеслись щебечущие звуки — к восточному берегу острова, в сторону материка.

Он пробовал воздух на вкус, силясь распознать новые запахи. Он старательно прислушивался, иногда посылая в лес молниеносные звуковые вспышки, чтобы посмотреть, не скрывается ли кто-то среди ветвей или в подлеске. Он не знал, что именно ему искать. Он даже не представлял себе, на кого похожи фелиды. Он считал их четвероногими существами, покрытыми шерстью. В густой растительности мог скрываться почти кто угодно. И он не собирался спускаться ниже. Ему нравилось держаться повыше, вне досягаемости.

Он удивился тому, как быстро закончились деревья, и внезапно оказалось, что он уже летит над водой. На её поверхности отражались осколки диска луны. Остров по-прежнему был окружён водой, отделён от материка. Он был в безопасности. Никто не мог переправиться сюда. Он медленно пролетел над водой, спрашивая себя, стоит ли она высоко, или низко… а потом увидел перешеек.

Всё было так, как описывал его отец: тропинка из песка, соединяющая материк с островом. Она была очень узкой, и становилась всё уже прямо у него на глазах. Вода плескалась у её краёв, смывая её у самого берега, когда начинался прилив.

Сумрак усмехнулся, чувствуя облегчение. Тропинку можно было увидеть в течение лишь нескольких минут. Какой зверь заметит её, если только не подойдёт к самому урезу воды? И стал бы он туда спускаться? Берег материка был крутым и скалистым: спуститься вниз было бы трудно, но ещё труднее было бы подняться обратно.

Повернув к острову, он послал вниз залп эхо-сигналов. Вода была похожа на лист бледного серебра, а песчаный перешеек виделся как пёстрая дорожка ещё более интенсивного света с отчеканенным на ней чуть более бледным узором. Сумрак нахмурился, опускаясь ниже и испуская ещё более плотный взрыв звука. Песчаная дорожка вновь вспыхнула у него в голове.

На мягкой поверхности дорожки были бесчисленные следы четырёхпалых лап.

Их было так много, что они сливались вместе, разрушаясь по мере того, как вода заполняла их.

И все они вели на остров.

ГЛАВА 11. Резня

Хищнозуб крался на мягких лапах через подлесок. Его зрачки, полностью раскрытые, упивались ночью, показывая лес в светящихся пурпурных и серых красках. Луна ярко светила. Это было превосходное время для охоты. Его окружали большие деревья, кроны которых уходили ввысь. Через каждые несколько шагов он останавливался, навострив уши, а его лапы готовы были ощутить любое сотрясение почвы.