Телевизор. Исповедь одного шпиона - [90]

– Государь, – раздался знакомый голос, – с Волги идет гусарский полк, нужно отступить…

Говоривший еще что-то нашептывал Пугачеву на ухо, а потом вдруг повернулся прямо ко мне; это был приказчик Степан.

– Не смотри! – крикнул однодворец, погрозив мне кулаком, и лицо его вдруг стремительно приблизилось к моему, как ежели бы это было лицо великана из свифтовой фантасмагории. – Не смотри, кому говорю!

Я закричал и проснулся. Повинуясь странному зову, может быть, стуку своего сердца, я встал, убрал в сторону одеяло и подошел к столу, на котором лежали еще остатки вечерней трапезы: кусок хлеба и чаша с вином, словно какое-то причастие. Я посмотрел несколько минут на сей натюрморт, а потом пошел из дома вниз, к ручью, чтобы умыться.

У ручья я встретил Калю, полоскавшую белье.

– Утром аз отвезу тебя в русскую армию, – не глядя на меня, сказала она, исключительно серьезно и деловито; мне показалось, она чем-то недовольна (впрочем, это было ее привычное состояние; ежели Калю нечаянно переместить в Лондон, подумал я, она точно не затеряется там средь чопорных английских дам, они примут ее за такую же холодную англичанку).

Утром по-болгарски значит завтра.

– Каля, – вздохнул я, – мне нужно поговорить с кем-нибудь. Я не могу так больше. У меня душа разрывается…

– За каково же ты хочешь поговорить? – пожала плечами болгарка. – За кое-то случилось в Метохии? Тук е и позле…

– Нет, – я сел на камень у берега, – я хочу рассказать тебе… Это моя тайна, и я более не могу носить ее в себе… Я телевизор, дальновидец… Я могу видеть разные события, которые происходят за много верст отсюда, могу даже предвидеть и проникать в прошлое людей. Из-за своего дара я сюда и попал. Одна… дурная женщина хотела использовать меня, чтобы я помогал ей, рассказывал, что делают или намереваются сделать ее враги. А турок, который трубил в янычарскую трубу, он ее тайный покровитель и вдохновитель всех ее грязных дел, он состоит на службе у великого визиря и выполняет различные шпионские поручения.

– Что же дурного може сделать тебе эта женщина? – спросила Каля, и мне показалось, ее по-восточному большие губы сделались еще больше и еще недовольней, чем обычно.

– Эта женщина заявила о своей претензии на российский трон, – пояснил я, сжимая ладонями виски (голова болела до невозможности). – Она очень, очень хитрая, но и она не понимает, что она лишь пешка в игре, которую ведет Черный осман Магомет. А самое дурное, что я знаю, что у нее всё получится! Будет новая Смута, граф Алексей Орлов с русским флотом и гвардией перейдет на сторону самозванки; они захватят Петербург и лишат власти Екатерину и цесаревича Павла. Но потом вся Россия расколется на две части: на сторонников и противников Таракановой, как это уже бывало с Лжедмитрием и другими самозванцами, начнется многолетняя гражданская война, в которой погибнут миллионы россиян. Я видел это, во сне, и я не могу позволить своему сну сбыться…

– Никто не може изменить будущего, – засомневалась Каля. – Зашто ты реших внезапно, что ты избран, что судьба Русии в твоей руце?

– Я так решил, ибо я так решил, – произнес я, закрыв глаза. – Я не позволю плану княжны осуществиться. Я найду Магомета и убью его, я остановлю надвигающуюся смуту в зародыше, обрубив сам корень, саму идею этого самозванства, убью тень, которая стоит за Пугачевым и Таракановой, вот как я сделаю…

Глава пятьдесят восьмая, в которой Тейлор чистит ногти

Заиграла веселая музыка. Пары разошлись и снова сошлись, в почтительном полупоклоне.

– Вот она, – раздраженно проговорил Батурин, выставив в окно подзорную трубу, – косоглазая, как моя жизнь… С каким-то гардемарином танцует…

– Это агент графа Орлова, мичман Алекс Войнович, весьма пронырливый молодой человек, – спокойно отвечал англичанин, в сотый раз проводя пилкою по своим и без того ухоженным ногтям, а потом выставляя их на свет и любуясь. – Да полноте вам суетиться, Бесил…

– Так, это Доманский, это Маркезини, фон Мельшеде, Кальтфингер… – буркнул Батурин, продолжая внимательно разглядывать в трубу танцующие силуэты в доме напротив. – Вся шайка в сборе… Ганецкого что-то не вижу… А графиня-то наша, Алиенорушка, ишь как вышагивает, лыбиться, дрянь! А она подурнела, располнела как будто…

– Она больна, – не глядя в окно, а все еще глядя на свои ногти, проговорил Тейлор. – Она вчера была у пизанского доктора; у нее чахотка… Знаете, Бесил, я однажды в Индии видел девочку, маленькую совсем, лет десяти; у нее была лихорадка, малярия; никого красивее в жизни не встречал. Она умерла потом, конечно… Представляете, как индийцы хоронят своих детей; кладут на плотик такой, небольшой, укладывают цветами, поджигают и отправляют вниз по реке… Ветром огонь сразу же задувает, конечно, а эти полусожженные трупики так и плавают…

– Послушайте, Тейлор, я вот давно хочу вас спросить: а те письма, которые хранятся в Москве и которые вы просили раздобыть, они, что, действительно так дороги вашему сыновьему сердцу? Я ведь вам не верю… в жизни не поверю, что тут нет тайны… Что в этих письмах? Родительское указание на зарытое в земле сокровище?