СУ-76М
Ночью наша батарея без света вошла в незнакомую деревню. В корпусах самоходок светились малиновым цветом выхлопные коллекторы двигателей. На приборной доске фосфористически зеленели цифры и стрелки приборов. Ноги в ботинках и обмотках замерзали до бесчувствия. Правое плечо было горячим, левое — от близости баков с 400 л бензина Б-70 — холодило. В систему охлаждения был залит этилен-гликолевый антифриз в количестве 60 л.
Самос опасное было упустить момент, когда стрелка аэротермометра (после остановки двигателей) переходила отметку 35 град. С. При более низкой температуре охлаждающей жидкости в зимнее время можно было не запуститься. Одним из немногих недостатков СУ-76 была слабость двух шестивольтовых аккумуляторов 3-СТЭ- 112. Если механик-водитель проспал, проморгал падение температуры, то была еше надежда на электрозапуск. Для этого в клеммной коробке переставлялись перемычки таким образом, чтобы один из стартеров был отключен. Второй стартер, которому предстояло крутить спарку из двух двигателей, получал удвоенную мощность и активней вращал коленчатые палы. Если же и таким образом запуск не получался, то оставалась вероятность «оживить» силовой агрегат вручную с помощью огромной рукоятки, рассчитанной на приложение силы двух, а то и трех человек. Последний способ — буксировка другой машиной. Но способ этот был варварским из-за перегрузки трансмиссии.
Особое внимание требовалось для проверки работы двух спаренных двигателей. Соединительная муфта превращала силовой агрегат в увеличенный до 12 цилиндров рядный двигатель. При правильной регулировке их систем зажигания, управления дроссельными и воздушными заслонками различить их работу было трудно. Каждый двигатель о отдельности имел свой манометр давления масла, и если один из двигателей не работал, то у него (неработающего) стрелка манометра была не на нуле, а шла по шкале в зависимости от оборотов соединенных двигателей. По нагреву выхлопных труб и глушителей один из неработающих двигателей себя не проявлял. Самым простым способом проверки работы двигателей была подвеска перед выхлопными трубами водительских перчаток. Перчатка на работающем двигателе раскачивалась с большей амплитудой, на неработающем — едва шевелилась. Этот способ я использовал еше будучи механиком-водителем. а впоследствии командиром самоходки и зампотехом батареи.
Для того чтобы размять и согреть ноги, я вылез через свой люк. обошел машину, проверил, как натянуты гусеницы. Прекрасно управляемая "коломбина” была очень чутка к неравномерности натяжения правой и левой гусениц. Проверка правильности натяжения была проста: на переднюю холостую, свисающую с ведущей звездочки гусеничную ветвь надо было наступить ногой у первого опорного катка — два трака должны лечь на землю. Если лежит больше траков — гусеница натянута слабо, если меньше — туго.
Кругом было тихо. Справа и слева виднелись хаты с соломенными крышами. Сев на свое водительское место и увидев, что стрелка аэротермометра позволяет поспать полчаса, я закрыл люк. Проснулся я от стука в лобовую часть и громкой ругани. Приоткрыв люк. я увидел двух военных, одетых в белые чистые полушубки. Один маленький и толстый, в папахе. Другой, высокий и тощий, подсвечивал маленькому карманным фонариком. "Почему стоишь здесь? Где командир?" — кричала папаха и пыталась концом палки ткнуть меня. Я захлопнул люк, прищемив палку. "Отпусти палку!" — командовала папаха. Слегка приподняв люк, я вернул ему ее. Толстый и тощий обошли машину и стали стучать по рубке, вызывая командира. Младший лейтенант Каргинов. откинув заднюю часть брезента, выпрыгнул на землю и получил несколько ударов по спине. Подбежавшему комбату тоже влетело. Оказывается, мы остановились не в том месте.
Комбат и Каргинов пошли пешком, дав знак следовать за ними. На первой передаче и малых оборотах даже на мерзлой земле машина двигалась бесшумно. «Тридцатьчетверка» со своими лязгающими гусеницами разбудила бы всех на три километра вокруг.
Когда начало светать, пехота пошла вперед для захвата хутора. Несколько раз поднимались наши серые шинели, но хутор взять не смогли. На его окраине стоял немецкий четырехосный пушечный броневик и своим огнем не подпускал пехоту. Каргинов приказал мне довернуть самоходку вправо и со второго выстрела бронебойным снарядом снес у броневика башню. Это была наша первая и. к сожалению. последняя победа. Через два дня крупное немецкое орудие (возможно, это был “Фердинанд”) с расстояния 1500 м подкалиберным снарядом пробило лобовую броню нашей "коломбины".
Следуя советам опытных механиков- водителей, я работал на заднем топливном баке, оставляя передний полным. Из- за этого не произошло мгновенного взрыва. Пробив лобовую броню, болванка снесла верхнюю часть аккумуляторов, обрызгав меня электролитом. Карманы своего бушлата я отпорол еще в эшелоне. Ремень с пистолетом "ТТ" повесил пол бушлатом. Все это помогло быстро вскочить из машины, ни за что не зацепившись. Удар я почувствовал сразу вслед за вспышкой выстрела. Вылетел из люка, который был открыт, и побежал вперед, стараясь убежать подальше. Споткнувшись, упал в окоп. Лежа в нем, ощутил удар и пламя вспыхнувшего бензина. Потом начала рваться боеукладка.