Течение времени - [4]

Шрифт
Интервал

Быстро обежав всю палубу, Алеша обнаружил пассажиров лишь на корме. Их было двое: женщина и мальчик, примерно Алешиного возраста, одетый в зимнее пальто, застегнутое на все пуговицы, бледный и какой-то тихий, незаметный, как будто чем-то придавленный. Они занимала единственную скамейку, приставленную к стенке ресторана на корме. Навигация открылась совсем недавно, каюты пустовали, и пассажиры ожидались после двадцатого мая, когда основная масса школьников заканчивала учебу. А сейчас пароход был товарно-пассажирский. Вот почему и на палубе, и на корме были различные грузы, издававшие незнакомые запахи, быстро уносимые прочь вместе с запахом дыма из трубы парохода.

«А вот корабли, идущие из Индии, верно, пахнут мускатным орехом, имбирем, кофе и разными прочими восточными пряностями на раскаленных от солнца палубах, и ветер не разгоняет запахи Востока, а надувает белоснежные паруса на мачтах. Вот это жизнь!» – мечтал Алеша.

Он стоял у ограды кормы и смотрел на воду и проплывающие мимо низкие и однообразные берега. Иногда на берегу стояли мальчишки и кричали что-то, показывая кулаки, иногда появлялось стадо коров… Он ждал маму и папу, после чего ему можно будет обследовать пароход. Они пришли, и мама предложила попросить капитана поставить на корме еще одну скамейку.

Папа кивнул Алеше, и они отправились в рубку. Капитан – толстяк, со смешинками в глазах, как видно веселый и доброжелательный, тут же отдал распоряжение. А Алеше он разрешил постоять у штурвала, доставив мальчику огромное удовольствие. Алеша мог управлять кораблем, хотя управлял, конечно, рулевой, ни на минуту не отпуская руки от штурвального колеса. А между папой и капитаном завязался какой-то деловой разговор о доставке грузов на фабрику, трудностях первых дней навигации. Затем они распрощались с капитаном, который пригласил Алешу заходить «порулить».

Алеша стремглав кинулся на корму, чтобы поделиться своими впечатлениями, как он управлял кораблем. Алешина мама сидела на принесенной скамейке и разговаривала с мамой мальчика в зимнем пальто. Мама хотела познакомить его с мальчиком. Но Алеше было не до того. Он должен был рассказать, захлебываясь от восторга, как он «рулил» кораблем, какой хороший человек капитан, как устроен компас, как можно «дать» свисток… Но мама, обняв Алешу, остановила его восторги:

– Алеша, подожди, успокойся, познакомься с Петей. Он болел, сейчас поправляется. Ему нельзя простудиться, иначе снова может заболеть. Вот почему он так тепло одет. Будь к нему внимателен. Он с удовольствием послушает твои рассказы о рубке и корабле, что ты там видел и слышал. Он тоже любит читать. Только не приглашай его носиться по пароходу, он еще не совсем здоров, ты меня понял? Погуляйте по палубе, ребята, идите.

Они пошли медленно по палубе. Петя молчал. Тогда заговорил Алеша:

– Знаешь, Петя, в рубке под потолком висит шнурок. Чем больше оттягиваешь шнурок, тем пронзительнее и громче раздается свисток. Это свистит пар, вырывающийся из узкой щелочки медного цилиндрика, такой длинной толстой трубки над крышей рубки. Если натянуть шнурок, а затем его быстро отпустить, и так много раз подряд, то получится тревожный сигнал: мало ли кого должен предупредить капитан, что идет его корабль. Есть еще один шнурок. Если за него потянуть, то пар попадает в другой цилиндрик, который установлен на самой трубе. Звук получается низкий и такой громкий, что надо зажимать уши. Это главный сигнал парохода. И голос у каждого парохода свой. По гудку моряки и на других судах, и на пристани узнают, какой корабль плывет. Знаешь, моряки говорят на своем языке, их сначала и понять трудно. Например, в этом году они будут не плавать, а «ходить до Астрахани». Вот как – не плавать, а ходить. Здорово, правда?

Алеше нравилось называть речников моряками, а пароход кораблем.

– На море, Петь, конечно, интереснее, больше опасностей: и бури, и кораблекрушения, и дальние страны, и слоны, и носороги, и обезьяны… На реке тоже хватает своих трудностей и происшествий: сесть на мель, плохо разойтись со встречным, задеть плот… Неизвестно, что ждет за каждой излучиной реки, а река так коварна, так часто меняется фарватер. Бакенщикам приходится переставлять бакены. Они как стрелочники на железной дороге. Стрелочники обеспечивают дорогу поездам, а бакенщики кораблям. А идти надо по карте – от одного маяка до другого и поворот делать в строго определенном месте. Маяки стоят на берегу, и фонари на них зажигают бакенщики. Надо быть особенно внимательным ночью, и тогда на вахту заступает капитан.

Алеша рассказывал с воодушевлением, загораясь от собственных слов. Но вдруг он заметил, что Петя его не слушает:

– Петя, тебе неинтересно?

– Нет, нет! Рассказывай, рассказывай!

Алеша продолжил свой рассказ, искоса поглядывая на Петю. Похоже, Петя его не слушал. Алеша понял, что все его рассказы пролетают мимо Петиных ушей. Петя ушел в себя, в свои мысли, он был где-то далеко.

– Ну, Петь, пойдем по каютам, наши мамы давно уже ушли.

– Да, да! Пошли, – тут же охотно откликнулся Петя. Потом, повернувшись, как-то сумрачно добавил:


Рекомендуем почитать
Записки благодарного человека Адама Айнзаама

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Блюз перерождений

Сначала мы живем. Затем мы умираем. А что потом, неужели все по новой? А что, если у нас не одна попытка прожить жизнь, а десять тысяч? Десять тысяч попыток, чтобы понять, как же на самом деле жить правильно, постичь мудрость и стать совершенством. У Майло уже было 9995 шансов, и осталось всего пять, чтобы заслужить свое место в бесконечности вселенной. Но все, чего хочет Майло, – навсегда упасть в объятия Смерти (соблазнительной и длинноволосой). Или Сюзи, как он ее называет. Представляете, Смерть является причиной для жизни? И у Майло получится добиться своего, если он разгадает великую космическую головоломку.


Осенью мы уйдем

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Ашантийская куколка

«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.


Рингштрассе

Рассказ был написан для сборника «1865, 2015. 150 Jahre Wiener Ringstraße. Dreizehn Betrachtungen», подготовленного издательством Metroverlag.


Осторожно — люди. Из произведений 1957–2017 годов

Проза Ильи Крупника почти не печаталась во второй половине XX века: писатель попал в так называемый «черный список». «Почти реалистические» сочинения Крупника внутренне сродни неореализму Феллини и параллельным пространствам картин Шагала, где зрительная (сюр)реальность обнажает вневременные, вечные темы жизни: противостояние доброты и жестокости, крах привычного порядка, загадка творчества, обрушение индивидуального мира, великая сила искренних чувств — то есть то, что волнует читателей нового XXI века.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)