Тебе не пара - [21]

Затем смятение немного рассеивается, и он осознает природу своего затруднения. С чувством перспективы все в порядке. Его левая рука — и телефон — действительно находятся на порядочном расстоянии от него. В нескольких ярдах, по ту сторону от разбитого окна.

И, очевидно, больше не соединены с остальными частями тела.

На этом он снова отключается.

Непонятно, умер ли он, жив ли, без сознания или в полном сознании. Чувство такое, словно он лежит на том же месте, раскинувшись поперек двух сидений, придавленный чем-то тяжелым в районе плеч и спины. Он видит свою руку через разбитое, искореженное окно и ощущает нечто вроде смутной ностальгии по ней. Вот она, моя рука, думает он. Много лет принадлежала мне. А теперь поглядите на нее: лежит там в грязи, одинокая и неприкаянная. Прощай, рука, бормочет он, прощай! И рука, чуть-чуть приподнявшись от земли, легонько помахивает ему в ответ. Прощай, Кристиан, говорит она.

Когда острый спазм боли вышибает его из забытья, все вокруг становится до жути отчетливым и ясным. Он колышется, парит в холодном ночном воздухе, затянутом вуалью бледной мороси, плывет на спине, поднимается выше, выше, выше, правда, не плавно — рывками, и каждый рывок отдается непостижимой силы электрошоком в его левом предплечье, предплечье без руки. Он стонет, несет невнятицу.

Огромное мужское лицо проскальзывает в кадр, серое и рябоватое в глубокой тени от аварийных прожекторов. Уже все нормально, говорит ему лицо, все будет в порядке, про вас не забыли, все нормально. Синие мигалки озаряют вспышками его собственное лицо, он чувствует запах бензина, слышит шум моторов, а поверх всего этого — голоса. Они что-то обсуждают, и это что-то — он сам, доходит до него через несколько мгновений. Потеря крови. Травма. Левая рука ампутирована, других тяжелых травм нет. Больно ли ему, спрашивает голос. А ты сам как думаешь, отвечает кто-то сзади с сухим смешком. Хрен его знает, может, перелом ребер, пара порезов-ушибов, никаких внутренних повреждений пока не выявлено. Легко, значит, отделался. Морфин… нет, двадцать кубиков… больше не надо. Сэр, вы меня слышите? Сэр, вы меня слышите? Я к вам обращаюсь, сэр: вы меня слышите? Теперь они говорят с ним, что-то у него спрашивают.

— Да, — отвечает Кристиан, — я вас слышу. Время точное никто не подскажет?

Кто-то опять смеется.

— Одиннадцать тридцать. У тебя что, какие-то планы на вечер?

Над ним возникает то же огромное лицо.

— Как вас зовут, сэр? — спрашивает оно.

Кристиан отвечает неразборчиво, и тотчас поле его зрения начинает захлестывать волна чего-то серого, пока он, ничего уже не видя, наконец не отплывает обратно, в своего рода подвешенное состояние, удобное, но разболтанное.

Так, теперь плечо у него больше не болит. Боли нет нигде, но его охватывает жуткая тревога, смятение. Он лежит чем-то опутанный, распластанный на спине в реанимационной палате Кембриджской королевской больницы, вокруг помигивают огоньки, на заднем плане слышно невнятное бормотание соседей-пациентов, да изредка побрякивание и звуки шагов. Сколько сейчас времени, думает он про себя.

Он должен позвонить Анжеле. Она дома и уже наверняка начала волноваться. Но вместе с рукой пропал и его телефон. Как он собирается все это объяснять наутро?

Он пытается подойти к проблеме логически, не поддаваясь панике. Он находится в больнице в Кембридже, тогда как на самом деле должен ехать домой из Юттоксетера. Возможно, думает он, Анжелу убедят доводы о том, что дорога домой из Юттоксетера проходит как раз через Кембридж. Географию она знает из рук вон плохо: воображала, например, что Блэкпул расположен где-то в сотне миль от Лондона, возможно, в Уэльсе. Ее поразило, какой дальней оказалась та увеселительная поездка на выходные. В романе Ричарда Адамса «Вниз по течению» говорится о кроликах, способных считать только до четырех. Все, что больше, у них называется «хрейр», будь то пять или пять тысяч — все один «хрейр». Фраза Анжелы «где-то на севере» выполняет ту же функцию, думает Кристиан в приливе чувств. «Где-то на севере» означает где угодно за пределами тридцати миль от моста Ватерлоо, к северу, югу, востоку или западу — не важно. Ньюкасл, Лидс и Бедфорд — «где-то на севере». А также Аберистуит, остров Танет и Сент-Айвз. Она, однако, знает, что Салкум находится в Девоне и, более того, в «западной части страны», поскольку у ее матери там квартира. Как-то на раннем этапе их отношений они вместе провели там дождливые майские праздники — своего рода экспериментальная попытка совместной жизни, прошедшая настолько успешно, что в первый же вечер по возвращении в Лондон был заказан грузовик для Анжелиного барахла.

Кристиан пытается приподняться на левом локте и тут вспоминает, что его больше нет. Так что вместо этого он приподнимается на правом локте. До чего же быстро человек адаптируется в процессе борьбы за выживание!

За стеклянным, просматривающимся насквозь окном его палаты пробегает медсестра с лотком инструментов. Ему слышно, как в коридоре размешают и успокаивают вновь прибывших; еще, должно быть, совсем рано, думает он. Бедных, несчастных по-прежнему доставляют с места катастрофы. Себя он ни на секунду не причисляет ни к бедным, ни к несчастным. У него есть проблема, которую надо решать.