Театральные записки (бриколаж) - [69]

Мастерство актёра – преодоление кризисов. Сейчас у Юрского именно такой кризис, который надо преодолеть. Но где и как? Режиссёром он быть не хочет: он актёр. Ему самому нужен талантливый режиссёр. Кто? Эфроса он уважает, слишком уважает, поэтому к нему не пойдёт, во время совместной работы начнутся трения. Эфрос – диктатор, его актёры – воплощение его воли. Сам Юрский, с его точки зрения, актёр субъективный, выражающий свой взгляд на мир. Тогда остаются Любимов? И Ефремов?

В этот приезд у нас были очень добрые и близкие встречи с ЗэМэ. ЗэМэ второй раз за этот сезон сломала ногу, но за день до моего приезда ей уже сняли гипс. Так что настроение у неё было не самое худшее. В первый день она была заботлива, внимательна, мудра, умна и трезва. В этот вечер к ней пришли Ваня, Надя и Оля. Мы все вместе играли во всевозможные игры. Заводила Ленка. Пили мои «Виски», веселились, без умолку смеялись и подшучивали друг над другом.

Потом все ушли, остались только мы с ЗэМэ и проговорили до трёх ночи. Говорили о Юрском, о мистике, об иных мирах, совсем поздно-рано болтали о разных пустяках: о литературе, журналах XIX века, которые мы читали в Пушкинском доме, о её переводах с польского языка.

* * *

В этот приезд ЗэМэ много говорила о Юрском… Это и понятно, у них новый этап отношений, и, следовательно, новый миф о том, что было и что есть, а главное, она обострённо (впрочем, как и он сам) воспринимает его кризис и желание уехать в Москву.

– ЗэМэ, а зачем ему переезжать в Москву?

– Понимаешь, ему здесь не дают работать.

– Где? Он работает в театре, на эстраде.

– Да, но, понимаешь, ему не дают работать на радио, на телевидении. Недавно по радио не захотели объявить, что будет его концерт.

– ЗэМэ, но, ведь есть ещё и театр?!

– Да, в театре он может делать, что хочет. Недавно он принёс Гоге список пьес, которые хотел бы поставить. Гога сказал: Серёжа, ставьте всё, что хотите.

– ЗэМэ, так в чём же дело? – Пауза.

А потом ЗэМэ сокрушалась, что Серёже совсем не с кем посоветоваться, вот если бы был жив Копелян, всё было бы хорошо, он очень умел отделять всё нужное от ненужного. С Басей у них очень прохладные отношения. Почему? – Неизвестно. Как-то звонит Басилашвили ЗэМэ: Зина, я не знаю, что происходит с Серёжей, он приходит в грим-уборную и, как стена. – Олег, может быть, ты

чем-нибудь его обидел? Подумай. – Нет. – Кира? У него свои пироги. Да у них и раньше были очень прохладные отношения.

Я: ЗэМэ, но ведь, наверное, Вы имеете на него влияние, он Вам всё рассказывает, как он объясняет свой отъезд?

ЗэМэ: Развивает все мои мысли ещё в десять раз лучше. – ЗэМэ замолкает, думает о чём-то неприятном. Неловкая пауза.

Я: ЗэМэ, а он сильный человек?

ЗэМэ: По-разному, то, что касается творчества – очень, в жизни – растерян. – Длинная пауза. Затем она рассказывает о его Геракловых подвигах во имя работы (Юрский сломал ключицу, но героически преодолевал боль). Говоря, она массажирует свою ногу, это занятие ей быстро надоедает. – «ЗэМэ, берите пример с Юрского». -Она смеётся, но прерванный было массаж ноги возобновляется.

Мы опять всё крутимся в разговоре вокруг одной темы – почему Юрский уезжает в Москву.

Доминанта слов ЗэМэ – зачем? Зачем? Там ему будет плохо. Его любят только издалека, пока он не конкурент. Ведь поймёт, когда будет уже поздно, когда мордой об стол. Моя доминанта – это предательство. Из театра уходили (убегали) двое, Доронина и Смоктуновский, у обоих творческая судьба в Москве не сложилась.

ЗэМэ: «Но ведь эти-то дураки, а здесь ум необъятный».

И опять вопросы, на которые ни она, ни я не можем дать ответа. Юрский говорит, что с отъездом надо решить как можно раньше, а то приедет Товстоногов из Мюнхена, начнёт репетировать «Тихий Дон», наверное, даст большие роли, надо заранее отказаться, если будем уезжать.

Наташа Тенякова: «Пусть даст нам дублёров».

ЗэМэ: «Когда уезжали Доронина и Смоктуновский было не так обидно, к ним Гога и все мы всё-таки относились как к звёздам, а здесь – Серёжа – единственный продолжатель Гоги, плоть и кровь театра, как кусок мяса вырывают».

Я: «ЗэМэ, мне кажется, он останется».

ЗэМэ: «Не знаю…»

Через четыре дня. Перед отъездом, мы завели свой бесконечный спор – что лучше Москва или Ленинград? И ЗэМэ на прощанье: «Ленинград можно только предать, из него нельзя уехать».

Неужели он совершит эту глупость?

Мы сидели у ЗэМэ вдвоём, я и Леник. У ЗэМэ было хорошее настроение. Мы ели приготовленный ею вкусный ужин, немного пили и болтали об её идеализме и фантазиях.

Мы: ЗэМэ, а было, чтобы кто-нибудь был лучше ваших фантазий или хотя бы соответствовал им?

ЗэМэ (помолчав): Нет. – И вдруг ни к селу, ни к городу добавила – Серёжу я воспринимала, как данность.

ЗэМэ: Я написала вам столько писем.

Я: Да, конечно….

ЗэМэ: Правда, одно помню: «Приезжайте и заберите письма к себе».

* * *

Совсем поздно, за полночь стали собираться спать. Девчонки убирали со стола, я сидела с ЗэМэ, и она вдруг вспомнила о том, что вчера я вдохновляла её писать всё, что угодно: письма, воспоминания, романы.

– Вот ты говоришь, писать. А я всё время пишу – это мои фантазии.