Театральные записки (бриколаж) - [68]

И, может быть, вы бы даже меня не любили…

Но самым любимым стихотворением по-прежнему осталось -

Благодарю, о Господь,

За Океан и за Сушу,

И за прелестную плоть,

И за бессмертную душу,

И за горячую кровь,

И за холодную воду.

– Благодарю за любовь.

Благодарю за погоду.

М. Цветаева, 9 ноября 1918 г.

Мы в очередной раз открыли в Зэмэ талантливую актрису.

– Я не талантливая. Я – гениальная. Это просто потому, что я – гениальная. Кто пойдёт в магазин?

– Не-е-е! Мы? Мы не пойдём, – дружно отказываемся мы, – мы с иностранцами работаем. А Ленка – ещё студент.

– Кто же пойдёт? – растерянно.

– Гениальная и пойдёт в магазин.

Препирательства продолжаются долго. Но идём, конечно, мы.

Зэмэ: Цветаева видела Блока всего два раза, а какие стихи! Да, я всё придумываю, как Цветаева… Или всё полностью принимаю, или ничего не надо.

А на бульварах листьями сентябрь

Слетал на выжженную солнцем землю.

К. Л.

1977 год. Зимние каникулы в Ленинграде, которые прошли под знаком Юрского

8 февраля 1977 г.

Аня С.

С третьего по шестое были в Ленинграде. В основном я проводила время у ЗэМэ.

Леник приехала в Ленинград 31 января. 4-го она встречалась с Юрским, перед этим два раза говорила с ним по телефону: первый раз представилась, он узнал, обрадовался, говорил, что необходимо встретиться, но что сейчас, к сожалению, болеет, просил позвонить через несколько дней. Второго Леник позвонила, как было велено. Договорились встретиться четвёртого, после спектакля «Энергичные люди». В это время у него должна быть встреча со студентами театрального училища из Киева, договорились, что к этому времени подойдёт и Ленка.

Киевлян мы увидели ещё в фойе театра, Леник с ними и прошла, чтобы не встретиться случайно с Ваней и Надей. Все разместились в большой комнате, вошёл Юрский поздоровался, увидел Леника:

– А, Вы уже здесь, а я послал Вас встретить.

Потом говорили преподаватели киевлян, задавали вопросы о творчестве. Юрский отвечал умно и талантливо, рассказывал о Михаиле Чехове, о книге, которую начал писать.

(Ленка потом, когда остались вдвоём: «Вы знаете, я так и думала, что Вы пишете книгу». С.Ю.: «Но это совершенно случайно, меня друзья заставили. А потом, я много болею, и у меня есть свободное время».)

О Михаиле Чехове Юрский говорил много, с вдохновением, и уж очень «умно», друг наш больше половины не понял. Надо будет в театралке почитать что-нибудь о системе Михаила Чехова.

После разговора дружной толпой пошли сниматься в гримуборную Юрского, он купался в славе! И вдруг вопрос: «Правда, что Вы уезжаете в Москву»? Пауза, растерянный взгляд в сторону: «Не знаю… не знаю… Я живу в Ленинграде, как я могу уехать».

Об отъезде они говорили и с Леником, Юрский говорил о том, что его не удовлетворяет то, что сейчас делается в театре, что в Ленинграде он постоянно что-то теряет, жизнь, как шагреневая кожа, всё время сжимается. Это тяжело, когда было много, а становится всё меньше и меньше.

Л.: «Но ведь, «дело не в Англии»? От себя не уедешь!»

С.Ю: «Да, понимаю, но тяжело терять. Здесь было столько, – широкий жест руками, – а стало столько, – круг сжимается, пусть там будет мало, но будет, сколько есть. В Москве всё будет сначала. В сорок лет хочется начать жизнь сначала».

Л.: «И не страшно начинать»?

С.Ю.: «Очень страшно».

Два человека, очень похожих, сидели напротив друг друга, оба в чёрном, оба почти в одинаковых позах, один – сорокалетний мужчина, другая – совсем молодая девушка, один – седой, другая – золотоволосая, говорили – о творчестве. Больше говорила она, он устал. Она говорила о спектаклях и текстах-судьбах, он слушал, удивлялся: «Может быть, может быть… Я никогда об этом не думал…»

Говорили они долго, около двух часов, потом Юрский заторопился – было время отвозить жену на спектакль. Но прежде, чем С.Ю. уехал, зашли в буфет.

Заказывал С.Ю.: «Ну, чем вы нас будете кормить? Что у вас есть хорошего?»

Буфетчица: «Кофе, бутербродики с колбаской, с сырком, коньячок, эклеры свежие».

С.Ю.: «Выберите что-нибудь для двоих».

Пока пили кофе, говорили о нашем спектакле. Леник рассказывала историю с запрещением. Он удивлялся идиотизму. Рассказал эпизод с Пушкиным: как-то Бенкендорф вызвал к себе Пушкина:

– О ком это Вы написали?

– О Вас. А Вы о ком подумали?

Перед тем как уйти, С.Ю. выписал Ленке пропуск на вечерний спектакль «Дачники», говорил кому-то: «Посадите эту девочку, которая так талантливо пишет»[94].

Распрощались.

С.Ю.: «Вы не пропадайте».

Леник осталась допивать кофе. Вокруг неё вились театральные дяди и тёти: всем было интересно: кто она? Зачем и откуда к Серёже?

Мы ждали Ленку у театра. Она вышла, словно в тумане, закурили. Она была счастлива. Ничего не могла толком объяснить. Всё время повторяла: «Он очень хороший человек! И очень умный! Я хочу с ним работать!»

(Сергей Юрский пригласил меня в театр на встречу со студентами Киевского театрального института. Юрский проводил с ними мастер-класс по системе Михаила Чехова. Вызывал их на сцену и разыгрывал с ними разные этюды. Юрский принёс разные мячи и учил ошалевших студентов держать внимание. Он говорил, что Михаил Чехов считал, что именно внимание поможет перейти от «движения к чувству и слову». То есть самое главное – ЖЕСТ. Кстати, потом Юрский назвал так свою книгу стихов. Потом была увлекательная лекция о системе Михаила Чехова. – Лена Л., 2019)