Театральные записки (бриколаж) - [63]

Был Яблочный Спас. На остановке «Зосимова Пустынь» в вагон вошло много шустрых старушек в пёстрых ситцевых платочках и с пёстрыми ситцевыми узелочками, в которых были завязаны яблоки. Шёпот старушек шелестел по вагону тихо и беспрерывно. Потом они вышли все вместе, как и вошли.

А мы всё ехали и ехали. В окно нам смотреть уже надоело, и мы решили позавтракать или даже пообедать. Разложили прямо на сиденье поезда свою провизию: огурцы, помидоры, яйца, бутерброды с колбасой, приготовленные Наташкиной мамой, моё печенье и яблоки – и с наслаждением всё это съели.

А поезд всё ехал и ехал. Наташка стала петь, а мы слушали. А поезд всё ехал и ехал. Через три с половиной часа мы наконец-то приехали в Калугу. Когда мы вышли из поезда, нас немного покачивало. Солнце стояло высоко, было очень жарко. Вокзал, люди вокруг нас и то, что вот мы вдруг оказались в чужом городе, всё это казалось немного призрачным и нереальным. Но мы скоро пришли в себя: взяли такси, доехали до гостиницы «Волга», у дежурного узнали Зэмэшкин номер и быстро взбежали к ней на третий этаж.

Постучали, ЗэМэ открыла почти сразу, она нас ждала. Поцеловались в прихожей, извинились, что приехали так поздно (виноваты не мы, а поезд) и только начали восхищаться тем, как она выглядит, какое чудесное яблочное утро, как она сообщила нам, что сегодня она потеряла или у неё украли 120 рублей[86].

Вот это новость!

Она рылась в своих сумках, ища кошелёк, мы сидели и курили, а все вместе мы – п е р е ж и в а л и! Потом Зэмэшка обвинила в краже соседей из какого-то эстрадного ансамбля, живущих в гостинице. Я вспоминала, как меня ограбили в Болгарии. Мне до сих пор кажется, что деньги можно было бы где-нибудь найти, если очень хорошо поискать.

А потом опять – п е р е ж и в а л и!

ЗэМэ в очередной раз перетряхивала все свои сумки, а мы доставали из своих сумок убогую компенсацию ста двадцати рублям: дыню, яблоки, виноград и сувенирный вермут «Eva». И при этом приговаривали:

– Ну, что же делать! Нечего расстраиваться! Пойдёмте гулять!

И опять мы все вместе п е р е ж и в а л и и ругали соседей.

Но вдруг кошелёк с деньгами нашёлся, он завалился за подкладку сумки и там лежал.

Мы радостно вздохнули, но тут ЗэМэ опять начала п е р е ж и в а т ь: она незаслуженно обвинила ни в чём не повинных соседей! Её начали мучить угрызения совести. Бедные люди! Они же ни в чём не виноваты!

С трудом мы уговорили ЗэМэ: «Кошелёк нашёлся, а по сему поводу надо идти гулять по городу и смотреть Оку!»

Мы шли вчетвером по замечательному городу Калуга. ЗэМэ была красивая и молодая. А весь город благоухал яблоками…

1976 год. Путь познания истины

1 января 1976 г.

Аня С.

Новый год справляли в МГУ, шумно, суматошно, весело. Не осталось обычного после шумного веселья вопроса: а зачем веселились-то?

Проснулись днём в два часа, пили чай. Башня, воет ветер, за окном метель, но кажется, что светит солнце. Мы пьём чай из светлых чашек. По радио передают театральный концерт, «Ханума» – голос Копеляна, очень молодой голос Макаровой. Ностальгически тянет в Ленинград.

Приезжала наша школьная подруга, водили её по университету. Необычайная тишина, неправдоподобно мало народу, лестницы, переходы, аудитории, фойе актового зала, мраморные колонны, скульптуры и барельефы великих мужей древности – Храм науки! – Alma Mater! А ты идёшь по нему в мягких домашних тапочках, как хозяин этого огромного уютного дома. Фантастическое чувство!

Вечером, уже дома, застала конец нового фильма «С лёгким паром, или Ирония судьбы»[87]. Понравилось.

Ленинград, мосты, шпили, реки, город весь запорошён снегом, ветер прямо в лицо. Через Ленинград идёт девушка. Светает, гаснут фонари.

Москва, уже утро, мелькают дома, машины, антенны, соборы. По городу идёт мужчина. И стихи: Цветаева, Пастернак… Два человека, они очень похожи, но живут врозь, на разных концах земли. Правда, фильм совсем не об этом.

Захотелось читать стихи, писать письма и идти по Фонтанке – прямо по льду.

9 февраля 1976 г.

В Москву на съёмки приезжала ЗэМэ. В 9.45 я встретила её на вокзале, проводила до Мосфильма, потом поехала в университет. Вечером принимали ЗэМэ у меня дома. Сначала она стеснялась, потом как-то очень органично вписалась в атмосферу наших обычных бесед «у меня дома». Как всегда, много рассказывала: о «Фантазиях Фарятьева» Аллы Соколовой, о болезни Юрского. Говорили о его карьере, о том, что народного ему не видать и т. д. и т. п. Из слов ЗэМэ вырастал страдалец и борец за правду. Часть всего сказанного, вероятно, правда. Все эти разговоры о друзьях, предательстве, отъездах отзывались нашей предновогодней ночью у Наташки, когда мы почти до утра обсуждали случай на Ленкином курсе: любовь к родине, гуманизм и предательство[88].

Курили, пили коктейль, разговаривали. ЗэМэ сидела на диване, нога на ногу, любимая поза, курила, не переставая. Мы много горячились, Ленка с Наташкой чуть не поругались. Иногда наши интеллектуальные вспышки заходили так далеко, что мы, увлекаясь, забывали о ЗэМэ. Её это удивляло, но, кажется, ей было интересно. Чтобы разрядить обстановку она рассказывала что-нибудь смешное.