Театральные записки (бриколаж) - [59]

– ЗэМэ, Вы по задумке вся в чёрном?

– Да, Гога сказал, пусть в чёрном будет одна фигура. Я ему: «Г.А., а что мне делать с волосами?» – Волосы должны быть длиннее, – объясняет ЗэМэ, – и мне дали белый парик Евы из «Божественной комедии».

– ЗэМэ, в этом что-то есть – бабка Манька в парике Евы. – Смеёмся.

Был удивительный день. Была – весна. Яркое-яркое солнце отражалось в окнах, в реке, в глазах. И глаза у неё были прозрачно-голубые и сияли, как солнце. А мы просто шли с ней по Фонтанке, просто разговаривали… Вот и всё… Было солнечно и радостно. Потом она ушла в театр, вечером у неё спектакль, «Кошки-мышки».

А мы прощались с Ленинградом, мы гуляли вдоль наших любимых рек. Был ветер, по Неве несло льдинки. Солнце последний раз блеснуло на шпиле Петропавловки и окрасило весь город в кроваво-красные цвета, над Ленинградом плыли тревожные облака и спокойные чёрные фигуры Зимнего Дворца. Мы бросили в Неву мелочь и пошли в театр. Сегодня был наш прощальный спектакль – «Беспокойная старость». И Сергей Юрский играл в тон нашему настроению – торжественно и лирично. А потом мы опять ждали ЗэМэ. Провожали её домой, она выглядела уставшей. Мы взяли такси и, как всегда, промчались сквозь весь город. Потом она нас поила чаем, была такая усталая, но такая нежная и, кажется, вновь гордилась нами.

Мы бежали к автобусной остановке, и всё время оборачивались на её окна, она стояла у окна и махала нам вслед. Мы весело отвечали.

Через час мы уже сидели в поезде, который вёз нас домой, в Москву.

5 февраля (среда)

Лена Л.

Приехали из Ленинграда. Внутренняя наполненность и физическая усталость. Десять дней пробежали и ВСЁ. В Москве снег идёт, крупный, тепло. и грустно. Попали из Весны в Зиму и снег. В голове неотвязно звучат строки из стихотворения Марины Цветаевой:

Вздымаются не волосы – а мех,

И душный ветер прямо в душу дует.

Сегодня ночью я жалею всех, —

Кого жалеют и кого целуют.

Аня С.

С Ленинградом очень трудно расставаться. Ночью ещё там, а потом спишь, ничего не чувствуешь, а утром – уже Москва. Мгновение – и ты в другом мире, к этому надо привыкнуть, а привыкаешь долго. От Ленинграда надо отойти, перестроиться, может быть, поэтому первые дни по приезде чувствуешь апатию, душа ещё там, а ты – уже здесь. Ничего не хочется делать, кроме того, что мог бы делать там, пытаешься продлить уже прошедшее время: перебираешь фотографии, программки, воспоминания. Боишься расплескать чувства. Постепенно наступает отрезвление, очищение, привыкание…

Квартира ЗэМэ

(В эту поездку мы часто бывали у ЗэМэ дома, мы были потрясены её квартирой, миром вещей, которые хранили в себе память прошедших лет. И мы беспомощно старались запечатлеть его в своих дневниках. – А. Л.).

16 февраля 1975 г.

Аня С.

У ЗэМэ удивительная квартира. Каждая вещь живая, всё имеет душу. Вещи можно любить, ласкать, с ними можно разговаривать. У каждой вещи – своя родословная, своё прошлое, своя жизнь.

Звонок. Звонок пронзительный, но когда открывается дверь, она задевает за язычок колокольчика, купленного не то в Англии, не то в Германии, раздаётся нежный перезвон, словно капельки времени.

Над входной дверью весит огромная бутафорская ромашка, уже немножко выцветшая и покорёженная. Ромашка из «Божественной комедии». То, что ромашка пожелтела и стала похожа на подсолнух из «Республики ШКИД». В этом что-то есть.

<…>

Дальше в коридоре на стене висит восковая дощечка-табличка Диона, на которой он писал свои стихи. Частичка души «Римской комедии». На стене коридорчика, ведущего на кухню, на самом видном месте – пучок ташкентской травки, на счастье, точно такой же теперь висит у каждой из нас дома. Травка магическая. Её подарили ЗэМэ во время последних гастролей в Ташкент. Компанией актёров они ходили по базару, подошли к торговцу травами, тот посмотрел на ЗэМэ и сказал: «Я знаю, что ей нужно», – и протянул пучок какой-то травы «от сглазу». ЗэМэ верит, что травка ей помогает. Когда были какие-то сложности с «Мешками…», она сожгла травку, и всё наладилось. Говорит, что и Товстоногов в это верит. Когда на «Мешках.» его вызывают на сцену, он всем актрисам целует руки, а Зэмэшке жмёт руку и шепчет: «Зина, спасибо за травку, спасибо за травку.»

Над входом в комнату – подкова.

– Это мы нашли с Серёжей в первый год нашей любви по дороге в. (и ЗэМэ скороговоркой произносит какое-то грузинское название селения).

Комната. Обстановка очень простая, мебель самая примитивная: два то ли серванта, то ли шкафа, один для книг, другой для «реликвий», телевизор, старая радиола, стол, несколько кухонных стульев, старый платяной шкаф, кресло, кровать, зеркало, торшер. Но что за чудо эта комната!

Зеркало стоит в углу, у окна, с другой стороны – торшер. Двойное освещение создаёт перспективу бесконечности, все предметы в этом зеркале выглядят причудливыми и пришедшими из далёкой дали. И само зеркало, словно пришло из глубины времён. Сверху, как рама, подаренная нами резьба из северной церкви (XVII век), – мы её привезли из-под Архангельска из диалектологической экспедиции. На подзеркальном столике – иконы (Богородица и Св. Пелагея).