Театральные записки (бриколаж) - [58]

Вернулись в 8 часов. У ЗэМэ была уже та самая «ученица Левита», Ксана[81]. Они уже выпили бутылку водки на двоих. И ЗэМэ косела. По телевизору передавали очередную серию фильма «Семнадцать мгновений весны».

Гафт.

Потом опять говорили. Потом пили водку за Утёсова и слушали его песни, отбрыкиваясь от игры в «Scrabble». ЗэМэ плакала и рассказывала о последней встрече с Утёсовым. Он пел «Славное море.» Потом она устала, мы это ясно видели, завтра ей предстоял трудный день – два спектакля! И надо держаться. Мы уговаривали её лечь отдохнуть. Удавалось с трудом. Ушли мы в 12 часов ночи – она не хотела нас отпускать, даже сердилась.

– И всё-таки Вы прекрасны, Зинаида Максимовна!..

4 февраля (вторник)

Лена Л.

Встали рано. Сдали наш «нумер» и повезли свои вещички на вокзал, а от вокзала пешком по Невскому опять в БДТ.

Случайно узнали по дороге, что спектакль начинается на час раньше, чем мы думали. Пришли за 20 минут до начала и попали. в пятый ряд партера. на «Три мешка сорной пшеницы» Тендрякова.

Это действительно программный спектакль Гоги! Кровью сыгранный всеми актёрами и собаками, а играет лучше всех – ГОГА!

Самое главное в этом спектакле – вера, вера в то, что театр может говорить со своим зрителем об очень важных и непростых вещах, говорить откровенно и искренне. И ни у кого нет права запретить этот Диалог.

Олег Борисов на смерть идёт, как царь Эдип. Важный спектакль. Смелый! Нам понравилась Тенякова. Играет нежно, чисто и лирично. Сцена раздевания, сцена молотьбы – это настоящий театр, Гогин и наш.

Почему-то это мы в первый раз не увидели. Статичен ли всё-таки спектакль? – Да, статичен. Но, в конце концов, это не столь важно. Важна смелость театра говорить правду, поднимать тему лагерей, говорить о милосердии, трагедии и справедливости. Трагедия народа, выраженная в плаче лучшей актрисы БДТ – З. М. Шарко!

ЗэМэ вся в чёрном, с седыми волосами, белыми, как лунь. С Наташей они на сцене контрастируют – белое и чёрное, счастье и упоение жизнью, любовь и скорбь. Но объединяет их сила, сила чувственного искреннего переживания двух женщин, и судьба их складывается похоже.

ЗэМэ уходит вдаль медленно, вся в чёрном, её поддерживает Рыжухин, их поколение уходит в НЕБЫТИЕ, а на авансцене остаётся Тенякова и Демич – молодые, красивые. Он похож на Лаврова и очень талантливый. – «Завидую себе!»

После спектакля гуляли с ЗэМэ по Фонтанке, смеялись и были счастливы. Она была – НАША ЗэМэша… А в небе синем, ленинградском, ярко светило солнце, всё под ногами текло, и дул весенний ветер.

Потом мы с Нюшей считали наши капиталы и убедились, что о «Кошках» можно и не мечтать, мы наскребли еле-еле два рубля.

Но мы не расстроились, мы фотографировали Ленинград и себя на фоне Великого города, читали друг другу стихи и молчали о ней. Слишком много было уже сказано!

Потом на Невском с аппетитом жевали булочки с изюмом в кафе «Минутка», а через час, проделав несколько авантюрных операций по добыванию билетов и мене-купле-продаже билетов попали на спектакль «Беспокойная старость».

Сидим в партере. Уже болят глаза, они даже готовы от усталости вылезти из орбит и начать свой собственный вояж по бессмертному городу, НО. Выходит Юрский – и всё.

После спектакля ждём ЗэМэ, стоим на ветру, вдохновенно вспоминаем роль профессора Полежаева. Ветер пронзительный, как тогда, весенний, с Бассейной. Мы стоим на мостике совсем одни. Выходит Серёжа Юрский, он идёт и оглядывается на нас, он идёт по Фонтанке к метро. Быстро идёт, стремительно. Исчезает. – «.и последний поворот головы на прощанье.».

Мы видим, как в театре гасят свет, лишь горит афиша: «Завтра в театре – «Энергичные люди». Завтра мы будем уже в Москве, а здесь всё будет так же – Театр стоит, Фонтанка течёт, чёрная, и за машинами метёт позёмка снежная, рисуя на асфальте замысловатости.

Провожаем Зэмэшу. Она сегодня богатая, получила зарплату, и мы едем на такси к ней домой. Она устала после спектакля, но кормит нас и заботится, дарит нам травку чудесную, обнимает, говорит о Наташе Теняковой, о том, что она слишком женщина, мать, как Наташа Ростова – «нам нужны актрисы, а не кухарки…», – сказал Серёжа во всеуслышание. «Смешной он какой!» – нежно восклицает ЗэМэ

Мы снова в её необычайной квартире, и нам надо запомнить, потому что через несколько минут мы шагнём через порог, мягко закроются дверцы лифта, и мы уже не увидим этот мир, этот дом. долго. Да?!

Она провожает нас на лестничной площадке, а потом долго машет нам из окна, пока её не скрывают деревья, такие большие и высокие, что не разглядеть, что за ними.

– Мы идём!!!

Качает поезд, убаюкивает, и мы закрываем глаза… Ещё Ленинград, а завтра. Завтра – Москва. И всё-всё, чем мы жили эти десять дней, останется за пеленой прошлого, что-то изменится в нас, что-то уже будет не так. Поезд качает. И ещё долго в снах и в полудрёме отражается прощальный жест ЗэМэ, она машет нам из своего окна, нам чуть видно, она пропадает за деревьями, которые когда-то были маленькими.

Аня С.

А 4-го мы уезжали.

Утром – «Три мешка.». После спектакля встретили ЗэМэ, гуляли по Фонтанке и, выплеснув на ЗэМэ нашу тщательно подготовленную «непосредственную реакцию», пытались говорить «умные вещи».