Театральные записки (бриколаж) - [55]

Потом опять брели по серому Литейному, и, наконец, Дом офицеров. В 14:00 здесь был спектакль БДТ «Два анекдота» или «Провинциальные анекдоты» по пьесе Вампилова. Здание Дома офицеров удивительное, видимо, оно было построено в начале нашего века, дворец в стиле модерн, утопающий в роскоши, неге и обещающий «жизнь вечную».

Спектакль состоял из двух анекдотов: «Случай с метранпажем» – ревизоровская гоголевская ситуация на новый лад. И мы со смехом вспоминали, как в самом финале спектакля «Энергичные люди» со второго яруса кто-то громко крикнул: «Это всё же не «Ревизор»! – Грубовато, но ясно одно – тема «ревизора» волнует театр!

Суть же первого анекдота Вампилова такова: хам директор гостиницы грубит посетителям, а потом спохватывается, ужасается, звонит и узнаёт, что он только что нахамил метранпажу! Значение этого слова никто не знает из работников гостиницы, но вспоминают, что метранпаж как-то связан с газетой. Воображение разыгралось. Директор инсценирует сумасшествие, притворяется и доводит себя этим притворством до фактического сердечного приступа. Великолепно роль этого хама играл Михаил Данилов. Вообще, этот приезд подарил нам много открытий – вот Данилов – одно из них. Видели на сцене и Максимова – жирный, сытый и омерзительный.

Второй анекдот – «Двадцать минут с ангелом». О человеческой недоверчивости, о неспособности понимать Другого, о безразличии, об унижении человеческого достоинства. Таковы и рабочие, мечтающие добыть 3 рубля на опохмелку, и скрипач в очках, очень интеллигентный, замечательно сыгранный Пустохиным (ещё одно наше открытие). Все эти люди не верят в то, что обычный человек может бескорыстно помочь другому не словами, а делом, да ещё и просто безвозмездно дать деньги, целых 100 рублей. Они не верят в альтруизм и пытаются «расколоть» ангела. Ангелу ничего не осталось, как только сочинить правдоподобную историю, чтобы объяснить этим людям низменные причины своей так называемой щедрости. Он рассказывает им о своей чёрствости по отношению к матери и запоздалом угрызении совести. Вот теперь все ему верят, все довольны – «он низок, как и мы все. Он – не Ангел». Он стал им понятен – «Да, не писал и не помогал матери, потом было поздно, вот он и решил искупить свой грех, отдав «ЕЁ» деньги тому, кто в них нуждается.»

И опять по-вампиловски непонятно, что было на самом деле. Какой-то элемент недосказанности, как в стихе – пропуск строфы – это тоже строфа.

Есть что-то в Вампилове от Достоевского.

Когда спектакль кончился, на улицах зажигали фонари. Был шестой час.

Наташка уехала прощаться с родственниками, а мы с Нюшей поехали к ЗэМэ.

Два счастливых билетика – счастье и встреча – предрекли наше будущее.

Она была дома.

Но не одна. У неё был маленький Максим[75] и парень, приехавший от Ваньки[76]. ЗэМэ возбуждённо рассказывала ему про Таню[77], что парню было совершенно неинтересно, он хотел сходить в БДТ, и только. Но не потому, что парень «театрал», просто «это сейчас модно, да и потом, Ванькина мама – актриса. Интересно, как Ванькина мама играет», – приблизительно это он хотел выразить. В воинской Ванькиной части этот парень служит поваром и Ваньку подкармливает, посему наша ЗэМэ старалась произвести впечатление на повара.

Мы с Нюшей курили на кухне. На столе лежали красные гвоздики, купленные нами у метро. Наконец парень ушёл. И Максим ушёл.

ЗэМэ пришла к нам.

– Зэмэше от нас! Примите-с, покорно-с.

– Ой, какие прекрасные цветы! Дурочки, зачем вы так потратились? Я матери недавно покупала цветы, знаю цены…

– ЗэМэ!

Она стояла – рыжая, взлохмаченная, в детском махровом комбинезончике, улыбалась и прижимала к себе наши гвоздики.

Мы вошли в комнату. Там на полу, на стульях – везде валялись фотографии, старые письма, вырезки из газет. Её всё-таки очень тянуло в прошлое, и она не уставала ворошить его.

Зэмэша – наша, смешная, «европейская» – была удивительно родная и ласковая. Она рассказывала нам о своих «викингах» и о Серёже, о том, как он любил её, а она его. Читала нам письма. Мы вместе смотрели фотографии: легендарный, запрещённый до премьеры спектакль «Римская комедия»[78], где каждый снимок – жест законченности и отшлифованности. Фотографии с концертов, где они с Юрским вместе читали рассказ Хемингуэя «Белые слоны». Фотографии гастролей:

– ЗэМэ, а где же Ваш чемодан, неужели Вы отправились на гастроли только с пакетом пластинок?

– А, чемоданы у Серёжи. – Понятно.

Потом почему-то ЗэМэ решила смотреть фигурное катание. Я сидела на стуле, под ногами валялся листок, он был чуть помят. Там были от руки написанные стихи, помеченные 1963 годом.

В тебе надежда дальних берегов

И колокольная восторженная звонкость,

И ландыша серебряная тонкость,

И широта, и чистота снегов…

Я сидела и учила эти стихи наизусть, твердила про себя – надо запомнить.

Потом пришла Наташка, и мы вместе с ней втихаря списали этот стих.

Да, потом пришла Наташка!

Начали готовить прощальный ужин, я сбегала в магазин и на последние Зэмэхины деньги (своих было уже в обрез) купила три бутылки белого сухого вина.

А потом мы пировали: пили за Ленинград, предварительно традиционно поспорив, какой город лучше – Москва или Ленинград.