Театральные записки (бриколаж) - [53]

Она очень большая Актриса. С очень широким диапазоном возможностей – от эксцентрики абсурда до тончайшего лиризма, от фарса до высокой трагедии, от смеха до слёз. Она играет талантливо и органично. Чувствуется незащищённость, искренность во всём и детская открытость – с горы бегут две девочки, две феи Сольнока, они бегут в белых платьях по траве и цветам, смеются и кричат:

– Мы идём, мы идём, мы и-дё-м, а– а-а.

Но куда они бегут и к кому – это уже вспомнить невозможно. – вот камертон спектакля.

Сразу вспомнилась фотография ЗэМэ, где она бежит вся в ромашках. Этот спектакль о ней, бегущей по полю с ромашками, счастливо улыбающейся, навстречу солнцу, жизни, любви – а что будет потом? Потом будут страшные и невосполнимые потери, отчаяние, страх, сумасшествие, но сейчас она этого ещё не знает, она бежит к морю. И именно это «бегство» поможет ей выжить, пересилить, перенести всё и снова выращивать тюльпаны.

– Мы идём, мы идём – а-а-а.

Мы вышли из театра вместе с ЗэМэ. Нам не хватает слов, эмоции переполняют, и мы пытаемся неистово что-то высказать ЗэМэ о спектакле. Мы провожали её до дома и говорили, говорили – о том, какая она гениальная актриса, какой необыкновенный спектакль, как нам хочется пожать руку Аксёнову.

– ЗэМэ, у вас в театре есть два гениальных спектакля.

– Какой (напряжённо) второй?

– «Мольер» и «Кошки»…

Она как-то странно смотрит на меня, а потом, как бы стряхнув недоумение:

– Вот вы посмотрите ещё «Три мешка».

Ну, мы-то знаем, что, хотя и посмотрим – ещё раз! – эти самые «Три мешка», всё равно в БДТ – есть два спектакля и два актёра – ЗэМэ и Юрский! Но это же ей не скажешь вот так прямо!

Мы продолжаем выражать ЗэМэ наши восторги по поводу спектакля и её игры и не замечаем, что случилось с нашей Зэмэшей, она вдруг преобразилась, стала ТОЙ, прежней ЗэМэ, хотя всё ещё и на «европейском уровне». И мы понимаем, что наше «неузнавание» её до сего момента было связано с огромной внутренней сосредоточенностью, «молчанием» и подготовкой к роли Эржебет!

Мы провожали её до дома.

– ЗэМэ, как хорошо, что актёр может изжить свои проблемы на сцене, очиститься.

ЗэМэ опять сосредоточенно смотрит:

– Оля была на моём концерте, я Цветаеву читала. Она не пришла даже за кулисы. Я стала Цветаеву читать по-другому. Я другая, я совсем другая, я это чувствую сама.

– ЗэМэ, хотелось бы познакомиться.

Она смеётся: «Больно жирно!»

Потом почему-то рассказала нам историю о Басе и Дорониной. На этом мы и простились до завтра. Завтра и послезавтра у неё выходные дни.

Мы будем у неё!

Дорогой Наташка говорила, что Дорониной надо учиться играть у ЗэМэ, учиться искренности…

Наташа К.

«Мольер». Он, как всегда, прекрасен. Бася стал играть ещё лучше, значительнее. Все остальные спокойнее. Правда, Иванова в Арманде хуже Теняковой, бесцветнее – не личность. Но спектакль всё равно классный. После него прощались с БДТ. В последний раз оглядела все портреты, улыбнулась зеркалам, погладила синий бархат и сбежала по мраморной лестнице.

Обедали в чудесной шашлычной у Пяти Углов. Жаль, что открыли её так поздно. Правда, шашлык стоит всё-таки рубль сорок, и каждый день им наслаждаться нельзя.

Потом, уже в сумерках, фотографировались на мостике перед БДТ. Идя от него вдоль Фонтанки, увидели на другой стороне ЗэМэ. Она шла нам навстречу. Сделали вид, что не замечаем её, а то ещё подумает, что мы за ней бегаем. Она сама перебежала дорогу и подошла к нам. Мы проводили её до театра. Было 5 ч. 30 мин. Спектакль начинался в 8 ч. В зале малой сцены всего 9 рядов. Мы сидели на пятом. Зэмэша просто потрясла меня. Лучшей актёрской работы я не видела в последние годы. Впрочем, ЗэМэ не играла, она только стала прежней ЗэМэ и чистосердечно всем о себе рассказала.

Эржи Орбан – это идеальная ЗэМэ. Актёрская манера ЗэМэ близка манере Фрейндлих, хотя они совершенно разные. Фрейндлих лирична и мягка, ЗэМэ эксцентрична и резка. Но обе они, в противоположность Дорониной, создают образ не сильными рельефными мазками, а множеством оттенков, полутонов, штрихов. Богатством же, разнообразием, неожиданностью этих оттенков ЗэМэ превосходит Фрейндлих. ЗэМэ вся – сюрприз. И потом, она гораздо темпераментнее Фрейндлих. Но главное её достоинство, в котором нет ей равных, – потрясающая искренность. Кажется, что рядом с ней и Макарова и Ольхина наигрывают, декламируют, как в старом театре. Мышка же, как от аккумулятора, заряжается от неё искренностью. Весь спектакль – это ЗэМэ. Все остальные, хотя играют прекрасно, но совершенно не видны за ней, проходят фоном. Ещё достоинство ЗэМэ – удивительная раскованность. Ничего подобного я не встречала у других актрис. Пластика умопомрачительная. Она ни секунды не бывает спокойной. Если в напряжении застывает тело, то действуют, живут, кричат глаза, губы, всё лицо. Кто-то сказал, что она – Чаплин в этом спектакле. А Копелян признался: «У тебя там такие зассанные глаза! Так тебя жалко!»

Умница Аксёнов! Золотое, человечнейшее сердце. Как он понял, как он поднял Зэмэшу! Ведь этот спектакль для неё. И как она блистает на фоне знаменитых своих партнёрш! Мне хотелось кричать от всего этого. Во время спектакля я любила ЗэМэ, как Т.В., а может, и больше.