Театральная история - [110]
– Богач – хорошо. Умирает – прекрасно.
– Рядом священник. Чистый Никодим!
Господин Ганель отодвинулся от режиссерского уха и изобразил на своем лице такое приторное, такое сладкое благочестие, что Сильвестр тихо засмеялся, карлик тоже, а Наташа воскликнула:
Сергей:
Наташа:
– Так что ты сказать хотел, Ганель? – тихо спросил Сильвестр.
– Умирает толстосум…
– Повтори. Приятно слышать.
– А священник стоит рядом и в обмен на пожертвования обещает ему жизнь вечную… Говорит: вы мне свои мельницы и поля, а я вам – жизнь вечную. В раю. С Создателем я уже договорился. Осталось только с вами.
– Ха! Узнаю брата Нику. Хорошая находка, Ганель.
И Сильвестр подмигнул брату Лоренцо. Тот был рад похвалам. Рад настолько, что забыл, о чем еще хотел сказать.
Преображенский подошел к Наташе почти вплотную и тихо сказал:
Наташа:
Господин Ганель хлопнул себя по лбу – четки на его запястье щелкнули.
– Вспомнил! Там прекрасный финал! Душа у этого богатея такая поганая, что испустить ее он может только через зад.
– Узнаю средневековых французов.
– Материально-телесный низ, так сказать, в центре внимания, – не без гонора блеснул познаниями господин Ганель.
– Ага, Ганель, низ в центре, – усмехнулся Сильвестр, как всегда чуткий к сочетаниям слов.
Наташа:
Сергей:
– Спасибо! Отвратительно! – крикнул Сильвестр.
Наташа почувствовала, как задрожали колени. И вдруг – еще один привет от накаленных нервов – задергалось веко на левом глазу. Ей стало нестерпимо стыдно, и тут задергалось веко на правом. «Это видит только Сергей, – мелькнуло в голове Наташи, – но как же… как же это пошло…»
Мимическое событие заметил и Александр. Его не изумило, что он с пятого ряда смог разглядеть, что происходит с Наташей. Александру было не до изумления: то, что он увидел, стало одним из самых тяжелых впечатлений в его жизни. Он так любил ее глаза, которые, как ему всегда казалось, меняли цвет – от голубого к зеленому. Какого цвета они сейчас? Он не мог разглядеть.
Сильвестр продолжил говорить – раздраженно, глядя в упор на актеров:
– Сейчас все перейдем в репетиционную комнату и будем потеть, пока не начнется искусство.
– А в чем дело, Сильвестр Андреевич? – с вызовом спросил Преображенский. Он был оскорблен. Режиссер менял ему партнеров, менял концепцию и считает возможным после этого окатить его криком «отвратительно!».
– Сережа, дело в том, что я не увидел в твоей, как всегда, высококлассной игре ничего нового. Ты играл точно так же, когда твоим партнером был Саша. Все изменилось, кроме твоей игры. А ведь они же не близнецы – Наташа и Саша? Ведь нет?
Александру этот вопрос показался неприятным, как скальпель, и он – впервые за все время работы с Сильвестром – посмотрел на него с недовольством.
А Преображенский подумал: «Да я вообще не чувствую, не вижу новую партнершу! От кого мне играть, от кого отталкиваться?»
– Мы только начинаем, – сказал Сергей. – Неудивительно, что пока побеждает старое.
– А мне удивительно, Сережа, – спокойно отвечал Сильвестр. – Ты слишком хороший актер, чтобы говорить такие глупости. И ты сам знаешь, что говоришь чепуху. Я понимаю, что на самом деле ты хочешь сказать, но придется тебе принять все как есть.
Наташа растерянно смотрела на Сильвестра. Александр не смог вынести этого взгляда. Решил уйти с репетиции. Он видел, в окружении каких чувств оказалась его подруга: равнодушная агрессия Сильвестра, скрытое, но ощутимое презрение Преображенского, зависть труппы, ждущей, когда Наташа оступится.
Александр незаметно вышел из зала.
Спускаясь по лестнице, он лихорадочно перебирал в уме способы, которыми мог помочь Наташе. Но его возможности были ничтожными. Его скорая театральная помощь была беспомощной. Если представить ее в виде машины с красным крестом, то она, едва выехав, развалилась – колеса покатились в разные стороны, двери с грохотом упали на землю, а врач начал задыхаться от бессилия. У врача не было ни лекарств, ни аппаратуры. Только чувства.
Вечером Александр снова взял в руки дневник. Лицо было исполнено решимости. Строки были ровными и суровыми.
«Когда она стояла на сцене и смотрела на Сильвестра взглядом ко всему готовой жертвы, я понял: я ответствен за нее. Разве я оставлю Наташу барахтаться в ее ошибках и заблуждениях? Уйдя, злорадно желать ей всего плохого? И наблюдать, как ее постепенно будут растаптывать?
Ведь она еще не взвыла от тоски рядом со своим мужем, потому что чувствует: у нее есть я».
Александр представил, сколько язвительности было бы в улыбке Наташи, услышь она такое заявление. Он почувствовал, что обида, которая, казалось, была потоплена в потоке новых, прекрасных чувств, снова пытается заявить о себе как о полноправном участнике его внутренней жизни.
Он этого категорически не хотел. И снова начал писать, стараясь высоким слогом отогнать все, что не связано с «моей дорóгой в край безусловной и непоколебимой любви»: «Наташа даже сама не знает, насколько нуждается в защите и помощи. И уж точно не мечтает принять их от меня. Ну и что же? На то нас и двое. Чтобы один был глубже другого. Чтобы помнил о цели. Помнил о главном».
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.