Театр теней. Новые рассказы в честь Рэя Брэдбери - [129]

— Морин? — спросила Гвенда. — А ты знаешь истории о привидениях?

— У меня в библиотеке есть полное собрание произведений Эдит Уортон, М. Р. Джеймса и многих других. Хотите, я вам что-нибудь почитаю?

— Спасибо, не надо, — сказала Порсия. — Ты когда-нибудь видела призрака, Морин?

— Даже если и видела, как бы я поняла, призрак это или нет?

— Давайте еще одну историю, — сказала Порсия, — а потом Салливан сделает мне массаж ног, и можно будет вздремнуть перед завтраком. Мэй, ты наверняка знаешь историю о привидениях. Но никаких бабушек-дедушек. Я хочу сексапильную историю о призраках.

— О господи, нет, — простонала Мэй. — Не надо мне никаких сексапильных призраков. Упаси боже.

— Я знаю историю, — сказала Лили. — Только это было не со мной. Как я уже говорила, я ни разу не видела призраков.

— Давай, рассказывай свою историю, — сказала Порсия.

— Она не моя, — отозвалась Лили. — И это не настоящая история о привидениях. Я даже не знаю, что это было. Это история о человеке, с которым мы одно время встречались. Недолго, всего пару месяцев.

— История о бойфренде! — воскликнул Салливан. — Обожаю твои истории о бойфрендах, Лили! О котором на этот раз?

«Можно долететь до Проксимы Центавра и вернуться обратно, а у Лили все равно не истощится запас историй о ее бойфрендах, — подумала Гвенда. — Но для нас это как будто истории о призраках, как мы — для них. Истории, которые они будут рассказывать внукам».

— О нем я, кажется, еще не рассказывала, — сказала Лили. — Это было в то время, когда строительство кораблей прекратилось. Помните, нас тогда отряжали собирать средства? Меня назначили кем-то вроде Посланницы космоса. Отправляли на всевозможные мероприятия, которые посещают богатые люди. Мне надо было быть очаровательной и соблазнительной и в то же время держаться с достоинством и символизировать собой все, ради чего стоит отправиться в космос. Это было непросто, но я неплохо справлялась, и в конечном итоге меня отправили в Лондон — встречаться с инвесторами и всякими большими шишками. Я завела кучу знакомств, с самыми разными мужиками, но сошлась только с одним. С тем англичанином, Лиамом. Ну, тут все несколько запутано. Его мать была англичанкой. Из очень-очень богатой семьи. И уже в подростковом возрасте она стала совершенно неуправляемой. Алкоголь, тяжелые наркотики, любительский сатанизм, в общем, полный набор. Она сменила десяток школ, и отовсюду ее исключали, а потом выгоняли из всех лучших реабилитационных клиник. В конце концов, ее выгнали и из дома. Дали денег и отправили куда подальше. Потом она загремела в тюрьму на два года, родила сына. Это был Лиам. Она моталась по всей Европе, а когда Лиаму исполнилось семь или восемь, вдруг обрела Бога и остепенилась. К тому времени ее родители были уже мертвы. Умерли от какого-то супервируса. Ее брат унаследовал все богатства. Она вернулась в родовое гнездо — представьте себе что-то похожее на это место, только еще круче, — и сдалась на милость брату. Пока все понятно?

— То есть это настоящая старомодная английская история о привидениях? — спросила Порсия.

— Ты даже не представляешь, — сказала Лили. — Даже не представляешь. А ее брат был немного с приветом. Повторю еще раз: это была невероятно богатая семья. Отец, мать и брат воображали себя серьезными коллекционерами произведений искусства. Современного искусства. Видеоинсталляции, перфоманс, всякая концептуальщина на грани бреда. Они подрядили того художника, американца… не помню, как его звали… чтобы он приехал и соорудил инсталляцию, привязанную к месту. Так называл это Лиам. Предполагалось, что это будет материальный комментарий к американскому образу жизни, постколониальным взаимоотношениям Англии и США, что-то типа того. И этот художник купил дом типа ранчо где-то в Аризоне, кстати, в том самом штате, где до сих пор стоит Лондонский мост. Так вот, он купил дом со всей обстановкой, мебель, посуду, даже банки консервированного супа в кладовке. Дом разобрали на части, каждую часть аккуратно пронумеровали, но сперва сделали множество фотографий, чтобы было понятно, где что стояло, перевезли в Лондон и собрали заново в семейном поместье. А рядом с ним, на расстоянии в несколько сотен ярдов, выстроили второй дом — точную копию первого: от фундамента до картин на стене и банок с супом, расставленных точно так же, как в изначальном, подлинном доме.

— Зачем, интересно? — спросила Мэй.

— Если бы я знала, — сказала Лили. — Будь у меня столько денег, я бы потратила их на хорошую выпивку и на красивые платья для себя и всех моих подруг.

— За что и выпьем, — сказала Гвенда.

Они все подняли бутылочки и сделали по хорошему глотку.

— Убойная штука, Уна, — сказала Лили. — У меня ощущение, что она изменяет мои митохондрии.

— Очень даже возможно, — сказала Уна. — Ну, будем здоровы!

— Как бы там ни было, эта парная инсталляция произвела настоящий фурор в мире искусства. Потом мама с папой умерли от супервируса, а еще через пару лет мать Лиама вернулась домой. Брат сказал, что не хочет, чтобы она жила с ним в лондонском доме. Но разрешил ей поселиться в загородном поместье. Сказал, что даже даст ей работу. Назначит экономкой. В обмен на это она должна жить в инсталляции. Как я понимаю, художник так и задумывал свой проект: чтобы там кто-то жил. Брат так и сказал: «Вы с сыном должны поселиться в моей инсталляции. Я даже дам тебе выбрать, в котором из двух домов». Мать Лиама ушла и молилась всю ночь, а наутро вернулась и в тот же день въехала в один из домов.