Театр Плавта: Традиции и своеобразие - [7]

Шрифт
Интервал

В настоящем кратком разборе мы не имеем возможности подробно остановиться на всех особенностях плавтовской драматургии, но о языке Плавта и его стихе все же необходимо сказать несколько слов. Необычайно богатая и, увы, нелегко поддающаяся художественному переводу архаическая латынь Плавта являет собой настолько точный слепок языка той эпохи во всех его как жаргонных, так и литературных слоях, что мы не удивляемся, когда оратор Лициний Красе находит в речах своей тещи Лелии "плавтовское звучание". При этом Плавт обнаруживает исключительное мастерство звуковой и словесной игры. Раб Сагастрион в комедии "Перс" на вопрос, как его зовут, отвечает: Vaniloquidorus (Пустобрехоподатель), Virginisvendonides (Девочкоторговец), Nugiepiloquides (Чепухоречивовещатель), Argentumexterebronides (Денежковысверливатель), Tedigniloquides (Поделомругатель), Nummosexpalonides (Льстивомонетчик), Quodsemelaripides (Койкогдастибритель), Numquampostreddonides (Никогдазатемневозвращатель) и Numquameripides (Нипочемнеотдаватель)! Прелесть этих "имен", которые мы отважились переложить на русский, состоит еще и в том, что с латинскими существительными и глаголами в них смешаны те греческие словечки, которые были на слуху у каждого римлянина (ср. англ. money, ставшее в нашем языке жаргонным). Знаменитый немецкий филолог XIX в. Фридрих Ричль, который "открыл новую эпоху в изучении Плавта привлечением сравнительных материалов языка латинских архаических надписей" (Я. М. Боровский), подтвердил общее мнение античных ценителей о том, что главным достоинством нашего поэта является язык его комедий.

Не менее интересны метрические особенности плавтовских пьес, о которых дает представление перевод А. Артюшкова, выполненный размером подлинника. Стихи Плавта, ритмическое многообразие которых при всей своей архаичности не создает впечатления неуклюжести, сложнее воспринимаются тогда, когда в них вводится музыкальный элемент. В отличие от своих латинских современников Плавт не боялся вводить большое количество длинных сольных партий, исполнявшихся под аккомпанемент флейты, что свидетельствует о его музыкальной одаренности. Другой известный латинист - Фридрих Лео - доказал близость плавтовских кантиков к греческим музыкальным пьесам того времени, восходящим к еврипидовскому театру. Однако сличение начала комедии "Вакхиды" с недавно найденным отрывком комедии Менандра "Двойной обман" показывает, насколько иным становилось идейное содержание пьесы в результате лирических вариаций Плавта.

В науке о Плавте всегда будет много спорных вопросов. Мы бросили лишь беглый взгляд на типические черты его театра, не касаясь таких важных частностей, как вопрос об авторстве 15 приписываемых Плавту прологов, произносимых божеством или одним из персонажей, а иногда и просто г-ном Прологом; исключительность образа плавтовского раба, торжествующего над господами и непременно приводящего в исполнение даже самые невероятные свои планы; намеренное огрубление Плавтом греческих философских афоризмов. Мы обошли вниманием такие признанные традицией комедии узнаваний и характеров par excellence, как "Два Менехма" и "Хвастливый воин". Однако мы надеемся, что у прочитавших эту книгу возникнет желание продолжить свое знакомство с Плавтом и обратиться к тем многочисленным работам, посвященным его творчеству, в которых эти и другие вопросы разбираются более детально.


Рекомендуем почитать
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'

Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.


«На дне» М. Горького

Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.