Театр - [3]
Вдалеке загрохотало — это приближался к вратам Тартара Сарданапал.
Затопотала по подмосткам куча дьяволов с картонными хвостами и покрытыми фольгою деревянными трезубцами; их бедра, точно у античных фавнов, были обернуты козлиной шкурой, ноги обтянули красные чулки. На висках торчали парочки тряпичных конусов, изображавших свойственные этим страшным духам роговые выступы.
Я их себе представлял довольно бойкими созданьями, из глаз которых брызжет извращенное лукавство, наряду с движеньями хвоста толкающее дев на самое рискованное ослушание, но в этот вечер они выглядели до предела несуразно, будто бы стремились уличить в обмане флорентийского туриста, который их запечатлел в не слишком чинных позах и утверждает, что они горазды на чудовищные непотребства.
«Подвинься, дай и мне местечко», — говорил, казалось, каждый своему собрату, когда они явились — скованные, мешкая, толкаясь, как пришедшие фотографироваться школяры.
Наверное, через какую-нибудь дверцу, за которой был служебный ход, ведущий в Тартар, тянуло холодом, и плутоническому населению было не по себе — поскольку все они косились в одну сторону, как будто бы прося: «Прикрой же поплотней!»
При этом, следует отметить, раздавался глуховатый скрежет — будто кто-то что-то тер на терке, — какового ныне добивался от своих сообщников субъект во фраке; этот экс-неистовец, казалось, наглотался валерьянки. В просторных панталонах, с малодушною улыбкой на лице и мимикой мошенника, который ощущает устремленный на него суровый, полный подозрения взгляд, он умолял всю братию вести себя благоразумнее. Особое внимание уделял теперь он медным духовым и контрабасам: вздергивая левое плечо, то опуская, то выбрасывая вперед руку, он как будто звал: «Пошли!», а правою пытался удержать от устрашающих рывков фаготы, укротить всё норовившие встать на дыбы кларнеты, скрипки и гобой. Колени его в это время выполняли гимнастические упражнения.
Позже я узнал, что все старания сии прикладывались, дабы вызвать у нас ощущение течения Ахерона.
Вносили свою лепту также газовые лампы, исправно контролируемые электриками: складывалось впечатление, будто они полоскали горло или норовили что-то выплюнуть, но тщетно. Терка же произвела на всех благоприятнейшее впечатление. «Чудо, чудо…» — приговаривали Бьяссонни.
Союз искусств… сплетение девяти муз…
Почему испытывать всего одно-единственное удовольствие?
Вот здесь — глаз видит, ухо слышит, мускулы трепещут в порыве подражания Терпсихоре. Но почему же обоняние, осязание, вкус и прочие должны присутствовать на этом пиру фаворитов обделенными?
На следующей стадии развития славной мелодрамы этот недочет будет восполнен. Для осязания — теплая ножная ванна с регулирующим краном, по желанию — массажный аппарат, весьма полезный для здоровья. Обонянию доставит радость целая фантасмагория запахов. Начиная с духа маринованных огурчиков. Польются ароматы снизу; поступление их из кухни обеспечит батарея мощных вентиляционных труб; благодаря манипулированию клапанами в зал вводиться они будут сообразно партитуре, выходить же станут через верх, как это им удобно в соответствии с небезызвестным физическим законом тяги.
Главное — единение Мельпомены и Евтерпы, главное — их союз, пусть дерзкий! Не останутся без дела Клио, Талия, Эрато и все прочие, входящие в эту чудесную команду.
Что до того, кем был ободран Марсий[1], все литературные полиции Европы вынудили его стать неуловимым.
Однако ножик божества пришелся б очень кстати.
К странным дьяволам довольно скоро примешались полные коварства алые создания с такими крыльями, какими обладали, надо полагать, ассировавилонские стрекозы; задирая выше некуда нервические ноги в блекло-розовых трико, они придали вихрю пируэтов истинно геометрическую четкость.
Тут некоторые из почтенных зрителей — из тех, кого французы именуют рамоли, — должно быть, побледнели. Ритм танца представлял собою на туральный усеченный восьмисложник: ралла лилла трилла ри — тарантелла пилигрим.
Грохот сделался вдвое неистовей, из-под земли сквозь люки повалил сернистый дым.
«Сарданапал!» — проговорила Джузеппина, охваченная объяснимым возбуждением.
Но этот развращеннейший монарх заставил себя ждать, и вскоре стало ясно почему. Измученный тревогою и угрызениями совести, преследуемый проклятием богов, весь в ледяном поту, он подъезжал верхом, но конь тащился так, как будто его ноги были шоколадные, ведомый под уздцы красавчиком слугой. Последний вообще характеризовался наилучшим образом и в вихрь событий оказался вовлечен Сарданапалом исключительно из-за своей доверчивости; в данный миг его заботили, похоже, не одни лишь вечные муки, но и то, что, не ровен час, отчебучит конь.
А царь, обмякнувший в седле, как тюк, с парализованною волей, временами взглядом умолял того, во фраке: «Придержи ты трубы, заклинаю тебя всей твоей покойною родней!»
Когда прижмет, то присмиреет самый что ни есть надменный и жестокий властелин!
Кем управляет человек во фраке? Тот скакун, которого он держит под уздцы, — крылатый гиппогриф.
Все завершилось наилучшим образом: четвероногое, как можно было догадаться, оказалось совершенно безобидным.
В рубрике «Из классики ХХ века» — итальянский писатель Карло Эмилио Гадда (1893–1973). Вопреки названию одного из сборников его прозаических миниатюр — «Несовершенные этюды», это, в полном смысле, изящная словесность: живопись, динамика, гротеск и какой-то «черный» комизм. Перевод и вступительная статья Геннадия Федорова.
Аннотации в книге нет.В романе изображаются бездушная бюрократическая машина, мздоимство, круговая порука, казарменная муштра, господствующие в магистрате некоего западногерманского города. В герое этой книги — Мартине Брунере — нет ничего героического. Скромный чиновник, он мечтает о немногом: в меру своих сил помогать горожанам, которые обращаются в магистрат, по возможности, в доступных ему наискромнейших масштабах, устранять зло и делать хотя бы крошечные добрые дела, а в свободное от службы время жить спокойной и тихой семейной жизнью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В каждом доме есть свой скелет в шкафу… Стоит лишь чуть приоткрыть дверцу, и семейные тайны, которые до сих пор оставались в тени, во всей их безжалостной неприглядности проступают на свет, и тогда меняется буквально все…Близкие люди становятся врагами, а их существование превращается в поединок амбиций, войну обвинений и упреков.…Узнав об измене мужа, Бет даже не предполагала, что это далеко не последнее шокирующее открытие, которое ей предстоит после двадцати пяти лет совместной жизни. Сумеет ли она теперь думать о будущем, если прошлое приходится непрерывно «переписывать»? Но и Адам, неверный муж, похоже, совсем не рад «свободе» и не представляет, как именно ею воспользоваться…И что с этим делать Мэг, их дочери, которая старается поддерживать мать, но не готова окончательно оттолкнуть отца?..
«Эдвинъ Арнольдъ, въ своей поэме «Светъ Азии», переводъ которой мы предлагаемъ теперь вниманию читателя, даетъ описание жизни и характера основателя буддизма индийскаго царевича Сиддартхи и очеркъ его учения, излагая ихъ отъ имени предполагаемаго поклонника Будды, строго придерживающагося преданий, завещенныхъ предками. Легенды о Будде, въ той традиционной форме, которая сохраняется людьми древняго буддийскаго благочестия, и предания, содержащияся въ книгахъ буддийскага священнаго писания, составляютъ такимъ образомъ ту основу, на которой построена поэма…»Произведение дается в дореформенном алфавите.