Театр для крепостной актрисы - [16]
Тем, кто несет большую нагрузку в театре, «девкам- танцовщицам», Шереметев приказывает давать к столу «масло коровье, постное и снетки невзачет по окладу».
Николай Петрович лично следил за питанием труппы. Суммы, отпускаемые «на стол», им корректировались в зависимости от обстоятельств. Переведя некоторых актрис в Петербург, Шереметев, принимая во внимание и тяжелый климат, и оторванность девушек от родных семейств, увеличивает ассигнования на питание, доведя его до 28 копейки в день. Много это или мало, показывают цены того времени: фунт (400 г) мяса — 4 коп., пара яиц — 1 коп., пуд муки — 40 коп., фунт масла коровьего — 6 коп., фунт рыбы — 4 коп., фунт соли — 1 коп. и т.д.
Напасти, однако, не обходили шереметевскую труппу. В конторе вели строгий учет: кто, чем и сколько дней «недужит». Особенно было много рапортов о заболевании цингой. Считается, что это следствие малого потребления овощей и фруктов. Может показаться странным, но в те времена они стоили довольно дорого.
Граф был озабочен таким положением дел. Из-под его пера вышел строгий наказ управителю: «Танцовщицы часто бывают больны и не малым числом. Также посмотреть, не дурно ли живут теснотой и перевести в хорошие покои. Также осмотреть пищу: коли оная дурна и мала, то мне дать знать и понаведаться, каждую кому можно сделать прибавку и как добавя круп и масла или капусты, то составляется порядочный обед... и несколько присмотреть, что порядочно ли живут, нужно к ним заходить и надзирательницам повелеть, чтобы хорошо и не лениво за ними смотрели, дабы здоровье и честь сохранены были».
Театр Шереметева был единственным в России, где актеры получали жалованье. Оно складывалось из трех составляющих: определенная сумма «на припасы», то есть на питание, плюс на одежду, плюс — и это уж вовсе из ряда вон — денежное вознаграждение.
Большинство актеров в качестве зарплаты получали 58 — 60 копеек в месяц, оперный певец — 1 рубль. Актрисы и балерины получали в среднем в двадцать раз больше.
По случаю оглушительного успеха «Самнитских браков» годовые оклады первых актрис выросли вдвое, втрое, а Параша за свою Элиану получила шестикратную прибавку. Ее годовой оклад составил триста рублей.
В 1800 году у ведущих актрис было огромное денежное вознаграждение, несоизмеримое с тем, что получали примы императорских театров. Жемчуговой «назначено» 1500 рублей, Буяновой — 500, Шлыковой — 350.
Конечно, первая актриса Прасковья Жемчугова была самой высокооплачиваемой. Но и основной состав труппы не бедствовал. Исследователи шереметевских театров рисуют такую картину: «Они обеспечивались полным довольствием, натурою, платьем, квартирой при барском дворе и помимо всего этого большим жалованьем, которого не только с избытком хватало им, но имелась возможность обогащения. Жизнь их была настолько обеспеченной, что они даже снабжали своими сбереженьями в нужный момент контору графа, отдавая их взаймы под проценты».
Глядя в распоряжения графа о возврате процентов актерам, понимаешь, что это составляло совсем не шуточные суммы. Если, скажем, крепостная актриса помещала деньги в графскую «сберкассу» сроком на десять лет, ее сбережения увеличивались в два с половиной раза.
Но, как всегда и везде, рядовой труженик сцены или человек многодетный еле сводил концы с концами. Он и представить себе не мог, как живет элита шереметевского театра. Тому, кто мал, незаметен, хвор, могли задержать выплату жалованья или вовсе не дать денег. И не всегда слезные обращения к графу приводили к успеху. Шереметев нередко отмахивался от этих просьб, уделяя внимание людям здоровым, способным на отдачу, многообещающим.
Однажды обратившемуся к нему крепостному певчему с прошением «о невыплате» граф повелел ответить, чтобы тот «таковыми вздорными просьбами» его не беспокоил, а «ежели и впредь сие сделает, то поступлено будет с ним инаково».
Придет время, когда он устыдится подобных поступков. По-прежнему самолично рассматривая каждую просьбу, он наберется терпения вникать в суть проблемы и отказывать будет по справедливости, в редких случаях. Сколько совсем незнакомых людей и получат помощь, и выучатся за его счет! Скольким он даст и хлеб, и кров! И произойдет это под влиянием Параши, которая имела какое-то особое, несвойственное большинству людей устройство сердца. Никакие очевидные успехи, ни первенствующее положение в театре, ни блеск шереметевских бриллиантов не могли притупить в Параше жалость к «маленьким людям», к тем, кто никак не отмечен природой или даже обижен ею. Знай она о «сокрушениях» певчего — тут же избавила бы его от них. О ком ведала — тому помогала.
Далеко не сразу, а исподволь Николай Петрович заметил в своей возлюбленной эту тихую, желавшую остаться незамеченной милость к ближнему. Для него, которому привычен был эгоизм людей его круга и крепостных фаворитов, такие свойства Параши казались просто загадкой. Да и она едва ли могла объяснить их. Просто жила, как Бог на душу положил, не пытаясь ни в чем переубеждать графа, не коря, как бы заранее прощая всех и вся. Наверное, это и есть та самая праведная сила, которая, не обнаруживая себя, заставляет и поклоняться себе, и следовать за собой.
