Тают снега - [31]

Колтубай свернул в первую попавшуюся кнайпу.[26] Здесь натощак — он еще не завтракал — выпил две рюмки. Расплачиваясь, он нашел в портфеле свое направление. Минуту он внимательно вчитывался в него. У него было такое впечатление, что он опять получил фальшивые документы, по которым он должен был сыграть какую-то ужасно трудную, подлую роль. У него не было больше желания быть тем, за кого его выдавали в этой бумажке. Он спрятал ее глубоко между отделениями портфеля и вышел. Увидел гуралей[27] в расшитых штанах. Они все еще катали на санях ту компанию, хотя полозья скрипели по камням. «В горах снега, наверно, еще много», — подумал он, и вдруг ему захотелось встать на лыжи, почувствовать удар ветра в головокружительном прыжке с горы.

«Надо выпить, чтобы было все как надо и там, где надо». Этим афоризмом он приветствовал вывеску прокатного пункта лыжного инвентаря. Взял лыжи, которые были очень короткие, с порванными креплениями, и, счастливый, пошел куда глаза глядят. Сумерки застигли его где-то на высоте ослих лончек,[28] раскатанных детьми и их мамашами. Было зябко, новое похолодание, к тому же повалил густой снег. Колтубай протрезвел. Со своим рюкзаком и лыжами он показался себе смешным и глупым. Пошел дальше, и после нескольких напрасных попыток нашел себе ночлег в гуральской избе. Лежа на кровати в одежде, он пристально смотрел в потолок.

Да. Здесь хорошо. Здесь очень хорошо. Хуже всего — пробовать возвращаться. Это должно было так кончиться. Он вернулся в Пасеку тайком, как вор, и узнал: «Пани лесничая учит уже в другом селе. Там, где лесничество». То, что он хотел рассказать ей о себе, наверняка рассказал ей Алексы, освобожденный еще тогда. Кажется, он сразу поехал домой. Нина была «домом» для него. И еще для какого-то лесничего. Правда о Колтубае должна была поразить ее больше, чем то, что она знала. Убивать без ненависти, наперекор чувству, этого женщина понять не может, насколько это вообще может быть понято людьми. Да, она восприняла это как новое преступление в числе других его преступлений. Тот «дом» был для него сожжен, как, впрочем, все остальные. Кроме комнаты, снятой у чужих. Так уже будет всегда.

Я Кровавый Васыль. «Эх, щоб тебе мати не родила», — пожалел себя Колтубай по-украински и перевернулся на другой бок. Он любил этот язык, как далекие суровые и дикие песни пастухов. С улицы доносилось пьяное пение гуралей, встряхиваемое бубенцами мчащихся коней. Гурали. Другой мир. Другая горная страна.

Неожиданно Колтубай понял, что не заснет. Сел на постель. Стал надевать ботинки. Старательно завязал шнурки. Раздвинул ставни, открыл окно. Белое пространство… Над ним горы. Где-то там звезды. Морозный воздух. Колтубай откуда-то мысленно возвращался. Где-то ждал его риск, жизнь. Он соскочил с подоконника. Сдвинул ставни, бесшумно закрыл обе створки окна. Со стороны гор доносился все более отдаленный стук копыт понукаемых лошадей, звон вспугнутых колокольчиков, дикие вопли пьяных гуралей. Он пристегнул лыжи и выбежал на дорогу. Он шел спокойно, как во время патрульного обхода. Его радовала цепочка фонарей, поднимавшихся прямо в горы. Он двигался в том же направлении. Работа мышц приносила ему муку и наслаждение. Мимо проехал целый поезд маленьких саночек, который тащили два автомобиля; сидевшие на них люди жестами приглашали его к себе. Потом гудки машин и крики уплыли в темноту, как будто бы их смыла тишина. Когда, утомившись, он остановился и осмотрелся по сторонам, то увидел большой лыжный трамплин с темнеющим оттуда, снизу прыжковым порогом, окруженный различимыми в лунном свете флажками. Ниже роились какие-то странные неспокойные огни.

Колтубай оттолкнулся палками, снова вошел в ритм.

Приблизившись к трамплину, он увидел машины, веселую компанию с проехавшего мимо него санного поезда и несколько странных людей, утрамбовывавших лыжами снег на трамплине. Это они держали в руках факелы. «К завтрашнему дню», — подумал Колтубай. И вспомнил, что читал в поезде какую-то статью о большом соревновании по прыжкам с трамплина.

Он хотел было объехать галдящую группу, когда кто-то его окликнул.

— Добрый человече! Ночной призрак, как и мы… — навстречу ему на нетвердых ногах шел плечистый юноша в модном свитере. — Не откажи странникам. — В одной руке он держал откупоренную бутылку с очень странной заграничной наклейкой, а в другой рюмку. Колтубая окружил смех, шум, люди, незнакомые и доброжелательные. Заросшие рожи утаптывателей. Слегка пьяные, модные, красивые девушки отстегивали кандахары. Приемник в одной из машин орал громче, чем репродуктор на столбе. На пятачке утрамбованного снега начались танцы. Несколько бородачей образовали круг. Трамбовали своими лыжами, у некоторых от разных пар, привязанными проволокой.

Колтубай выпил. Веселый юноша в модном свитере налил снова. Ему и трамбовщикам. Хорошо. Люди. Какая-то девушка ударила его по спине.

— Смотрите, это тот, которого мы только что чуть не сбили!

Радио бубнило какой-то странный танцевальный мотивчик. Колтубай выпил. На капоте машины неизвестной ему марки уже стоял целый буфет.