Тайный рейс - [70]

— Этот японец, выходит, прав. Он действительно прежде всего нам сослужил службу. Благодаря ему мы наконец узнали, кто такой Ли Кан Ман, — как бы размышляя вслух, проговорил студент.

Крики возмущения огласили склад.

Лицо Чхим Йоля выражало страдание. Медленно он поднялся из-за стола.

— Товарищи, соблюдайте спокойствие! — призвал он собрание и, повернувшись к Ли Кан Ману, резко сказал:

— Ли Кан Ман! Выйди вперед! Выйди и отвечай! Отвечай! Это правда?!

В своей морщинистой руке старик с трудом сжимал большой револьвер. И казалось, что высохший, точно мумия, Чхим Йоль сейчас настолько слаб, что вот-вот упадет.

— Я еще не все сказал, — снова заговорил Сайдзё. — Этот человек убил японскую девушку Канако Ясума. Она была секретарем президента фирмы Цоя, и ей, вероятно, стало известно, что Ли Кан Ман — шпион.

— Да! — громко крикнул Ли Кан Ман. Его лицо перекосилось от злобы. — И не только ее. Я еще убил и гимназиста. И рыбачку Нам Чху Чо. И всех троих я должен был убрать, чтобы предотвратить провал операции по борьбе с агентурой красных!

— Значит, и Нам Чху Чо?

— Ты этого не предполагал? Но ее я убил не своими руками. Ей было известно, что Ко Хё Сук занимается нелегальными переправами, и, главное, она питала ко мне недоверие. Месяц тому назад я побывал на Цусиме. Там я встречался с Нам Чху Чо и, заметив ее подозрительность, решил, что эту женщину нужно устранить… Я узнал, что староста Тада ненавидит Нам Чху Чо. Он хотел сделать ее своей любовницей, но она его отвергла и предпочла его помощника. Отсюда все и пошло. Я дал ему сто тысяч и приказал убрать ее, чтобы это выглядело как несчастный случай. А это было не так трудно…

Сайдзё подозревал, что Ли Кан Ман месяц назад побывал на Круглом Мысе, но раньше ему никак не удавалось связать это посещение с убийством Нам Чху Чо. Теперь же все становилось на свое место.

— Ли Кан Ман! Выйди вперед! — хриплым голосом повторил Чхим Йоль, спуская предохранитель на пистолете.

— А ну, попробуй! — крикнул Ли Кан Ман. — При первом же выстреле сюда ворвется полиция. Впрочем, они сейчас будут здесь и так. Уже время! И всем вам отсюда дорога на виселицу, друзья!..

— Сволочь! Предатель!

Из груди Чхим Йоля вырвался тяжелый вздох, он неподвижно стоял за столом, обводя присутствующих каким-то безучастным взглядом.

Воспользовавшись минутным замешательством, Ли Кан Ман шмыгнул за дверь.

И только тогда ошеломленные участники собрания с криками и бранью бросились догонять его. В это время раздались громкие удары в кусок рельса, висевший возле конторы. Обычно им пользовались для оповещения обеденного перерыва. Сегодня вечером сигнал был предусмотрен на случай тревоги.

Полиция ворвалась во двор. Раздался тяжелый топот шлепающих по дождевым лужам ног. Со стороны жилого домика донеслись крики и плач женщин и детей. Возле конторы шла потасовка, кто-то громко ругался площадной браныо, был слышен звон разбиваемых бутылок, грохот опрокидываемых бидонов.

В складе оставались лишь двое: Чхим Йоль и Сайдзё. Один напоминал беспомощного полководца, утратившего надежду на спасение своего войска, другой — выведенного из строя бойца.

Сайдзё взглянул на Чхим Йоля. Дрожащей рукой старик подносил к виску пистолет. Забыв про боль, Сайдзё прыжком бросился к Чхим Йолю и ударил его по руке. Раздался выстрел, пистолет упал на пол. Не задев старика, пуля ушла в потолок. На выстрел к складу уже бежало несколько полицейских…

Сайдзё левой рукой участливо обнял старика за худые плечи и с удивлением прислушался. Чхим Йоль что-то напевал. Сайдзё с трудом разобрал слова популярной ирландской песни: «О роза позднего лета! У нее сильные шипы и прекрасный цветок. Но и увядает она быстро. После пышного расцвета — стремительное увядание, после торжества жизни — безнадежность гибели. О роза позднего лета, ты последняя роза! Ты делишь судьбу всех цветов!»

Последняя глава

Полицейское отделение района Бакан находилось на углу улицы Хосоэ, в центре города, недалеко от порта. Это было мрачное, темное здание, коричневые стены которого, казалось, хранили воспоминания о различных ужасных событиях, происходивших в районе порта на протяжении всей его истории.

Сайдзё продержали здесь под арестом два дня и неожиданно выпустили. Держа правую руку на перевязи под пиджаком, он вышел на улицу. У подъезда его встретил какой-то старичок. В надвинутой на глаза широкополой панаме, с тросточкой в руках старичок издали был похож на ребенка, вырядившегося взрослым. Тросточкой он подал Сайдзё знак следовать за собой. И только сейчас Сайдзё узнал его.

Это был руководитель «Консультационного бюро по вопросам психологии труда» Камэюки Могами.

— Господин Могами? Это вы? — почувствовав какое-то странное волнение, проговорил Сайдзё. — Я вас в этой одежде не сразу…

— Да, да, это я, — перебил его старик. — А теперь мы поедем в Токио! И то, что ты можешь вернуться в Токио, сделал, конечно, тоже я, — добавил он без тени улыбки.

На углу их ждала машина. Залезая вслед за шефом в машину, Сайдзё почувствовал пробежавший по спине холодок. Словно какая-то странная черная птица снова догоняла его, собираясь своим острым клювом рассечь ему голову.