Тайный брак - [19]
— У вас теперь уж, может, барышни и нет.
— Как это нет? Куда же она девалась? — спросила озадаченная девушка.
— А вы тише! Дайте мне ваше ушко, я вам скажу.
— Говори, что ли, скорее, шут гороховый!
— Барышня ваша, поди, теперь в барыню обернулась.
— Ах ты бесстыдник! Ведь скажет тоже! — воскликнула Стеша, с негодованием отталкивая от себя дерзкого кавалера. — А я думала, ты путное что-нибудь скажешь!
— Вот сами увидите! Больших перемен ждите в нынешнюю ночь! — шепнул девушке Кондратий.
— Какие перемены? Врете вы все, — возразила Стеша, но без прежней самоуверенности, так как таинственные намеки Кондрашки, которому доверял камердинер молодого барина, начинали навевать на нее смутный страх.
— А вот как случится, и вспомните, что я вас предупреждал, — продолжал Кондрашка, лукаво ухмыляясь. — Ждать уж теперь недолго: ночь не пройдет, как все узнаете. А я сказать вам не могу по той причине, что клятвой обязался молчать.
Стеша не настаивала. Примолкли и подруги ее, в комнате, как говорится, «тихий ангел пролетел», навевая на присутствующих таинственное раздумье.
Вдруг тишина нарушилась громким возгласом:
— Господи Боже мой, мать царица небесная, помилуй нас, грешных!
Эти слова раздались сверху, и все головы поднялись к полатям над лежанкой, где, свесив ноги, сидела старуха Фимушка. Давно уже была она слепа, но слух заменял ей зрение; он был так тонок, что про нее говорили: «Она из тех, которые слышат, как трава растет». Кроме того, она прозревала духовными очами то, что телесными не дано видеть.
И действительно, уж, кажется, Кондрашка разговаривал со Стешей так тихо, что даже окружавшие их девки могли только по выражению их лиц догадываться, о чем у них идет речь, а между тем слепая старуха как будто на них намекала, продолжая со вздохом: «К концу века творятся мерзости неизреченные!» — а затем, прошептав про себя что-то непонятное, спросила:
— Похоронили ли старую барыню?
Этот вопрос никого не удивил. К странностям старухи и к тому, что для нее между прошлым, настоящим и будущим грани не существовало, уже давно привыкли.
— Нет еще, бабушка, старая барыня еще не помирала, — ответила одна из девушек.
— Не помирала, — повторила слепая, — а уже голубку ее, самую любимую, на части рвут да промеж себя делят.
— А с чего ты удумала, что старая барыня умерла? — спросил Кондрашка, с умыслом произвести диверсию во всеобщем настроении.
— Сейчас в гробу ее видела, — объявила старуха.
— Приснилось ей, верно, — тихо сказала подруге Стеша и, возвысив голос, прибавила: — Ты это, бабушка, не ее видела, а дочку, княжну Катерину.
— И княжна Катерина скончалась.
— Полста лет тому назад, — засмеялся Кондрашка.
— А ты зубы-то не скаль, паренек, смерть у тебя за плечами стоит, — сказала Фимушка так уверенно, что у юноши мороз пробежал по телу, и он слегка побледнел.
Невольно содрогнулись и все присутствующие.
А слепая между тем разговорилась. Это случалось с ней очень редко; обыкновенно она по целым неделям лежала, не произнеся ни с кем ни слова, и на ее припадки словоохотливости смотрели как на дурной знак.
— Как царю помереть, то же было, что и теперь, — продолжала Фимушка ровным, монотонным, надтреснутым голосом, — скакали да песни пели, друг дружку продавали да в житницы цену крови собирали, беса тешили, а как наступил конец — заметались и завопили, последнего ума решились, как слепые щенки, от мамки оторванные, как птенцы желторотые, из гнезда вышвырнутые. Настал час воли Божьей, грозный день, о коем в Писании сказано: «Бысть плач велий и скрежет зубовный».
— Это уж из Писания, — заметила, набожно крестясь, одна из присутствующих, и многие последовали ее примеру.
— Все от Писания, — продолжала между тем старуха с возрастающим воодушевлением. — Там все предсказано. Кому дано, тот поймет.
— Уж не тебе ли, старая ворона, это дано? — угрюмо спросил Кондратий.
— Мне дано. Это ты верно, паренек, сказал.
— Он тебя, бабушка, вороной обругал! — пропищала одна из девчонок, поспешно пряча под стол всклокоченную головенку, чтобы спастись от окружающих кулаков, поднявшихся на нее со всех сторон.
— Вороной? Что ж, ворона — птица богобоязненная и доброжелательная. Вороны в пустыне пророка питали, и им за это дар прорицания от Господа дан. Закаркает ворона над домом — быть покойнику. В нашем доме всегда вороны каждого в могилку провожают. Как барину скончаться, у нас в саду тоже ворон каркал. И перед светопреставлением затрубят в трубы иерихонские архангелы, воспрянет Вельзевул.
— Когда же это будет? — спросил Кондратий.
— Ступай на кладбище, спроси у мертвецов, они знают.
— Да ведь и ты знаешь, — насмешливо заметил парень.
— Да, я знаю, — спокойно продолжала старуха. — Мне нельзя не знать, я при самых страшных делах с княгинюшкой моей была. При мне и князя Ивана казнили, и супругу его, княгиню Прасковью, в монахини постригли; все видела, все знаю.
— А если все знаешь, скажи нам: быть нашей барышне Людмиле Алексеевне светлейшей княгиней? — спросила Стеша.
— Никогда этому не бывать, — не задумываясь, с какою-то странной стремительностью ответила слепая.
Наступило молчание. Все в недоумении переглянулись.
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В третий том Собрания сочинений вошли романы «В поисках истины» и «Перед разгромом».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839 — 1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839 — 1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В третий том Собрания сочинений вошли романы «В поисках истины» и «Перед разгромом».
Н. Северин — литературный псевдоним русской писательницы Надежды Ивановны Мердер, урожденной Свечиной (1839–1906). Она автор многих романов, повестей, рассказов, комедий. В трехтомник включены исторические романы и повести, пользовавшиеся особой любовь читателей. В первый том Собрания сочинений вошли романы «Звезда цесаревны» и «Авантюристы».
Британия. VII век. Идут жестокие войны за власть и земли. Человеческая жизнь не стоит и ломаного гроша.Когда от руки неизвестного убийцы погиб брат, Беобранд поклялся отомстить. Он отправился на поиски кровного врага. Беобранд видит варварство и жестокость воинов, которых он считал друзьями, и благородные поступки врагов. В кровопролитных боях он превращается из фермерского мальчишки в бесстрашного воина. Меч в его руке – грозное оружие. Но сможет ли Беобранд разрубить узы рода, связывающие его с убийцей брата?
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга Елены Семёновой «Честь – никому» – художественно-документальный роман-эпопея в трёх томах, повествование о Белом движении, о судьбах русских людей в страшные годы гражданской войны. Автор вводит читателя во все узловые события гражданской войны: Кубанский Ледяной поход, бои Каппеля за Поволжье, взятие и оставление генералом Врангелем Царицына, деятельность адмирала Колчака в Сибири, поход на Москву, Великий Сибирский Ледяной поход, эвакуация Новороссийска, бои Русской армии в Крыму и её Исход… Роман раскрывает противоречия, препятствовавшие успеху Белой борьбы, показывает внутренние причины поражения антибольшевистских сил.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
Георг Борн – величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой человеческих самолюбий, несколько раз на протяжении каждого романа достигающей особого накала.
Юзеф Игнацы Крашевский родился 28 июля 1812 года в Варшаве, в шляхетской семье. В 1829-30 годах он учился в Вильнюсском университете. За участие в тайном патриотическом кружке Крашевский был заключен царским правительством в тюрьму, где провел почти два …В четвертый том Собрания сочинений вошли историческая повесть из польских народных сказаний `Твардовский`, роман из литовской старины `Кунигас`, и исторический роман `Комедианты`.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.
Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.