Тайны кремлевской охраны - [71]

Эйтингон отправился в Мексику. В порядке подготовки покушения пришлось сменить все руководство мексиканской компартии. Власть досталась группе, в состав которой входил известный художник-коммунист Сикейрос.

Первую попытку убийства Троцкого Эйтингон организовал в виде широкомасштабной операции. Сикейрос и его соучастники переоделись в форму мексиканской полиции. Вооружившись дисковой электропилой, зажигательными бомбами, автоматами, захватили с собой штурмовые лестницы. Сам Сикейрос переоделся майором мексиканской армии. Около двух часов ночи убийцы подъехали к вилле на четырех автомобилях. Охранников предварительно заманили подальше от виллы. Охранники, находившиеся в будке на углу улиц Вена и Морелос, откуда осуществлялась наружная охрана обнесенного высокой стеной дома напротив, увидев людей в полицейской форме и услышав приказ: «Руки вверх!», не успели оказать сопротивления, быстро были обезоружены, связаны и оставлены под охраной.

Переодетые полицейские — группа около двадцати человек под командой пехотного майора — приблизились к воротам, и майор нажал на кнопку звонка. За воротами послышался голос: «Кто там?». Один из пришедших ответил, и дверь в воротах отворилась. Расположение дома им было известно до мельчайших подробностей, хотя никто из них прежде в нем не бывал, каждый знал, что ему следовало делать.

Охранников под дулами автоматов связали.

Личного охранника Троцкого, Роберта Шелдона Харта, ждала страшная судьба. По одной из версий, охранник Шелдон был именно тем человеком, который помог нападавшим попасть на виллу. Может, он и был участником покушения, только доказать этого никто не смог: Шелдона просто убрали.

Самым большим заблуждением людей, которые в той или иной форме «сотрудничали» с НКВД, была иллюзия, что дело ограничится первым и единственным преступлением. Но попавший в сети однажды соглашался заключить второй, а затем и третий контракт. После этого, как правило, он сам исчезал при загадочных обстоятельствах, особенно если совершал даже незначительные глупости или начинал воображать себя главарем.

Его устранением занимались вчерашние коллеги. Можно задать вопрос, почему люди, завербованные НКВД и неоднократно становившиеся свидетелями подобных расправ или сами принимавшие в них участие, позволяли заманить, себя в ловушку и отправлялись на бойню без тени подозрения. Видно, несмотря на знание таких фактов, каждый из обреченных был глубоко убежден, что лично ему нечего бояться, что его заслуги, репутация или ранг ограждают его от такого рода злоключений. Почему они должны чего-то бояться, если их не в чем упрекнуть и они не чувствуют за собой вины, если они пунктуально и без лишних рассуждений подчиняются получаемым приказам. До самого момента уничтожения обреченный не мог пожаловаться на изменение отношения к нему, на проявление недоверия. Приговор обрушивался на него как гром среди ясного неба и приводился в исполнение без возможности обреченному представить какие-то объяснения или доказательства в свое оправдание.

Никакая услуга, пусть даже самая значительная, оказанная в прошлом, никакой стаж пребывания в организации, никакие дружеские или деловые связи с вождями не могли защитить его и дать хоть малейший шанс избежать смерти. Наивным кажется то, что все они верили в свою собственную неприкосновенность и не могли представить себе, что их хладнокровно и без тени сомнения могут ликвидировать уже за то, что они слишком много знают.

Сам объект покушения, Лев Троцкий, так описал в своем дневнике события 23 мая 1940 года: «Нападение произошло на рассвете, около 4-х часов. Я спал крепко, так как после напряженной работы принял снотворное. Проснувшись от грохота выстрелов с тяжелой головой, я вообразил сперва, что за оградой происходит народный праздник с ракетами. Но взрывы раздавались слишком близко, тут же, в комнате, возле меня и надо мною. Запах пороха становился все резче и ощутительнее. Ясно: случилось то, чего мы всегда ждали: на нас напали. Где полиция? Где стража? Связаны, захвачены или перебиты? Моя жена уже успела вскочить с постели. Выстрелы продолжались непрерывно. Позже жена сказала мне, что она подтолкнула меня на пол, в пространство между кроватью и стеной: это было совершенно правильно.

Сама она еще несколько секунд простояла надо мной у стены, как бы защищая меня своим телом, но я шепотом и движениями убедил ее спуститься на пол. Выстрелы шли со всех сторон, но откуда именно, трудно было отдать себе отчет. В известный момент жена, как она сказала мне позже, ясно различала огоньки взрывов: следовательно, стреляли тут же, в комнате, но мы никого не видели. Впечатление было такое, что выстрелов было в общем около двухсот, из них около сотни тут же, возле нас. Осколки оконных рам и стен падали в разных направлениях. Несколько позже я почувствовал, что правая нога была легко контужена в двух местах.

Когда выстрелы притихли, раздался голос внука, который спал в соседней комнате: дедушка! Этот детский голос во тьме под выстрелами остался как самое трагическое воспоминание этой ночи. Мальчик после первого выстрела, пересекшего по диагонали его постель, как свидетельствуют следы в двери и в стене, бросился под кровать. Один из нападавших, очевидно, в состоянии паники, выстрелил в кровать: пуля пробила матрац, ранила внука в палец ноги и прошла сквозь пол. Бросив тут же два зажигательных снаряда, нападавшие покинули комнату внука. С криком: «дедушка!» он выскочил, вслед за ними, во двор, оставляя кровавый след, и под выстрелами перебежал в помещение одного из членов охраны, Гарольда Робинса.