Тайны кремлевской любви - [67]

Молодая царица с трудом принимала обстановку русского почета. Она не понимала смысла русских обычаев, а потому не скрывала своего презрения к ним.

«Прискорбно ей было, что ее лишали возможности слушать католическую обедню, — замечает Н. Костомаров. — Ее тяготило то, что она должна была жить в схизматическом монастыре, а народ, не допускавший сомнения в приверженности своего царя к отеческой вере, думал и говорил тогда, что царскую невесту для того и поместили в монастырь, чтоб познакомить с обрядами православной церкви, к которой она присоединится. Шляхтянки, окружавшие Марину, подняли вопль, побежали к пани, сохачевской старостине, слушать обедню, которую отправлял приехавший с этой пани ксендз в ее помещении, и Димитрий вынужден был утешать этих женщин, обещая им скорое возвращение на родину. Когда Марине принесли кушанье, она сказала, что не может сносить московской кухни, и царь прислал к ней польского повара. Царь угощал у себя родственников невесты, а невеста должна была из приличия сидеть в монастыре, но, чтоб ей не было скучно, царь послал ей для развлечения польских музыкантов и песенников, не обращая внимания, что русские соблазнялись: неслыханное для них явление — песни и музыка в святой обители; и Димитрий, и Марина отнеслись к этому с достойным друг друга легкомыслием».

Но не только песнями и музыкой развлекал новый русский царь новую русскую царицу. Чтобы хоть как-то и чем-то развлечь ее, Дмитрий прислал Марине шкатулку, доверху наполненную разными драгоценностями, общая стоимость которых достигала 500 тыс. руб. — неслыханной по тем временам суммы. Марина утешалась тем, что время от времени открывала шкатулку и начинала рассматривать драгоценности, примеряла их на себя, любовалась в зеркало.

Не был обделен и отец Марины, Юрий Мнишек. В Москве он снова поднял перед Дмитрием вопрос о деньгах и, в конце концов, получил от него 100 тыс. руб.

Свадьба была устроена по старинному дедовскому обычаю — с караваями, тысяцким, дружками и свахами. Марина, которая не любила русской одежды, вынуждена была подчиниться. Она вошла в столовую избу в русском бархатном платье с длинными рукавами, украшенном дорогими камнями и жемчугом так густо, что трудно было распознать истинный цвет ткани. На голове у нее была польская повязка, вплетенная в волосы, а на ногах — сафьяновые сапожки.

После обычных церемоний новобрачные со свадебным поездом направились в Успенский собор.

«Прежде венчания царь изъявил желание, чтоб его супруга была коронована, — отмечает Н. Костомаров. — Неизвестно, было ли это желание самого царя из любви к своей невесте или же, что вероятнее, следствие честолюбия Марины и ее родителя, видевших в этом обряде ручательство в силе титула: чтоб Марина приобрела этот титул не по бракосочетанию с царем, подобно многим царицам, из которых уже не одну сопровождали по ненадобности в монастырь, а вступила в брак с царем уже со званием московской царицы. После коронования Марина была помазана на царство и причастилась св. Таин.

Принятие св. Таин по обряду восточной церкви уже делало ее православною: так думали царь и с ним те русские, которые, отрешаясь от строгих взглядов, были снисходительнее к иноверию; но в глазах таких, для которых католики были в равной степени погаными, это было оскорбление святыни».

А между тем в ночь с 13 на 14 мая Василий Шуйский собрал к себе главных заговорщиков, среди которых были представители разных сословий. Все они были недовольны поведением и выходками поляков в столице. Взвесив все «за» и «против», они решили сначала отметить те дома, в которых квартировали поляки, а в субботу ударить в набат, поднять народ и сообщить, что поляки замышляют убить царя. Пока толпа будет расправляться с поляками, заговорщики должны были покончить с Дмитрием.

Уже на следующий день осведомители доложили Басманову о том, что против Дмитрия замышляется заговор. Тот сообщил царю, который ответил: «Я этого и слышать не хочу. Не терплю доносчиков и буду наказывать их самих».

В Кремле продолжали веселиться. На воскресение готовился большой праздник. С этой целью царский деревянный дворец обставляли лесами для иллюминации. Но в пятницу, 16 мая, немцы подали Дмитрию письменное извещение о том, что в столице существует заговор против царя и польских гостей.

«Все это вздор, я читать этого не хочу», — категорично ответил Дмитрий.

Но и Басманов, и Мнишек советовали молодому царю хорошенько подумать, прежде чем давать такой безапелляционный ответ.

Дмитрий не стал их слушать и вернулся к гостям. Он веселился вместе с гостями. Тем временем Шуйский его именем приказал 70 немецким алебардщикам из царской охраны отправляться в казармы. В карауле осталось только тридцать человек. По окончании бала Дмитрий направился в покои к молодой жене, в ее новый, еще до конца не завершенный дворец, соединенный переходами с царским дворцом.

Ранним утром 16 мая 1606 г. Василий Шуйский приказал открыть ворота тюрьмы, выпустить преступников и вооружить их топорами и мечами.

С первым лучом солнца ударил набат на Ильинке. Не зная, в чем дело, через некоторое время ему ответили колокольным звоном все московские церкви. Главные руководители заговора — Шуйские, Голицын, Татищев выехали на Красную площадь в сопровождении двухсот всадников. Со всех концов города к ним стал стекаться народ.