Тайны кремлевской любви - [63]

Поднялись сильное смятение и невообразимый шум. Одни кричали здравицу Дмитрию; другие сомневались в том, что это настоящий Дмитрий; третьи предлагали провести немедленное дознание.

Тогда на площадь привели Шуйского, одного из тех, кто по приказу Бориса Годунова проводил расследование в Угличе. Его возвели на Лобное место, и в тишине князь боярин произнес: «Борис послал убить Дмитрия-царевича; но царевича спасли; вместо него погребен попов сын».

Этого признания оказалось достаточно, чтобы толпа неистово заревела: «Долой Годуновых! Всех их искоренить! Нечего жалеть их, когда Борис не жалел законного наследника! Господь нам свет показал. Мы доселева во тьме сидели. Буди здрав, Димитрий Иванович!»

Возбужденную до крайнего предела толпу уже никто не мог остановить. Она ринулась в Кремль. Защищать Годуновых было некому. Даже стрелецкая охрана оставила Федора, который бежал в Грановитую палату и сел на престол. Мать и сестра, держа в руках образа, встали рядом с ним.

Ворвался народ. Федора стащили с трона. Никто не испытывал к нему, его матери и сестре никакого сострадания. Мать униженно рыдала и умоляла толпу не убивать ее детей. Всех троих вывели из Кремля, посадили на водовозную клячу и отвезли в прежний дом Годунова, приставив к ним стражу. Тогда были схвачены и посажены под арест все родственники и сторонники Годунова. Толпа опустошила их дома, ограбила немецких докторов, добралась до водочных погребов, где многие от радости перепились до смерти.

Навстречу Дмитрию с челобитной грамотой выехали князья Иван Воротынский и Андрей Телятевский, а 10 июня приехали в Москву князья Голицын и Рубец-Масальский с приказанием устранить из столицы Годуновых и свести с престола патриарха Иова.

Патриарха на простой телеге в тот же день отвезли в Старицкий-Богородицкий монастырь. Родню и свояков Годуновых — всего 24 семейства — отправили в ссылку. Голицын и Рубец-Масальский поручили дворянам Михайле Молчанову и Шеферединову разделаться с семейством самого Бориса. Посланные взяли с собой дюжих стрельцов и направились в дом Годунова.

Всех троих развели по разным комнатам. Вдову удавили веревкой. Рослый, от природы сильный Федор Годунов не дался и оказал убийцам сопротивление. Он стал защищаться, но его оглушили ударом дубины по голове, а затем расправились тем же образом, что и с матерью, — удавили веревкой. Только потерявшую от страха сознание царевну Ксению оставили в покое.

Голицын и Масальский объявили народу, что вдова и сын Бориса Годунова отравили себя ядом. В подтверждение их тела выставили для всеобщего обозрения. В довершение ко всему из Архангельского собора извлекли гроб с телом самого Бориса Годунова и перезахоронили в Варсонофьевском монастыре между Сретенкой и Рождественкой. Рядом с ним были захоронены жена и сын Федор.

«ТАТИ БЛУДЛИВЫЕ»

Молодой человек, который назвался Дмитрием Ивановичем, впервые появился в Киеве в монашеском одеянии. Потом он жил и учился в одной из арианских школ братьев Гойских на Волыни. Оттуда в 1603 г. он попал в придворную челядь князя Адама Вишневецкого, где и объявил, что является Дмитрием Ивановичем, наследником Московского трона.

От Адама Вишневецкого он перебрался к его брату Константину. Тот привел его к своему тестю — сандомирскому воеводе Юрию Мнишку. Здесь молодой человек увидел и страстно влюбился в одну из пяти дочерей воеводы — Марину.

В молодости Мнишек вместе со своим братом был доверенным лицом короля Сигизмунда-Августа, которому оказывал интимные услуги, доставляя ему любовниц и ворожей. В день смерти Сигизмунда-Августа он так обобрал его казну, что короля не во что было одеть.

По жалобе сестры Сигизмунда-Августа расследованием его «темных делишек» занималась специальная комиссия. Тем не менее при новом короле, Генрихе (будущем французском короле Генрихе III), Мнишек получил должность кравчего. Кроме того, он стал воеводой сандомирским, старостой львовским и получил в аренду королевские экономии в Самборе.

Но суетная роскошная жизнь привела к тому, что очень скоро Мнишек потерял свое состояние и начал с выгодой пристраивать своих дочерей, одну из которых уже выдал за князя Константина Вишневецкого.

Авантюрист по натуре, Мнишек сразу сообразил, что может неплохо поживиться за счет дочери и тех чувств, которые питал к ней молодой человек, называвший себя наследником русского престола. Он потребовал с него письменного заверения в том, что в случае восшествия на престол тот обязательно женится на Марине, заплатит долги самого Мнишека, отпишет Марине города Новгород и Псков с правом раздавать там своим служилым людям поместья и строить костелы.

Торжественный въезд в Москву состоялся 20 июня 1605 г. Восторженными радостными криками Дмитрия встречало бесчисленное количество народа, который продолжал стекаться в столицу со всех концов страны.

«Он был статно сложен, но лицо его не было красиво, нос широкий, рыжеватые волосы; зато у него был прекрасный лоб и умные, выразительные глаза, — по сохраненному портрету Луки Килияна описывал внешность Дмитрия историк Н. Костомаров. — Он ехал верхом, в золотом платье, с богатым ожерельем, на превосходном коне, убранном драгоценной сбруей, посреди бояр и думных людей, которые старались перещеголять один другого своими нарядами. На кремлевской площади ожидало его духовенство с образами и хоругвями; но и здесь русским показалось кое-что не совсем ладным: польские музыканты во время церковного пения играли на трубах и били в литавры, а монахи заметили, что молодой царь прикладывался к образам не совсем так, как бы это делал природный русский человек. Народ на этот раз извинил своего новообретенного царя. «Что делать, — говорили русские, — он был долго в чужой земле». Въехавши в Кремль, Дмитрий молился сначала в Успенском соборе, а потом в Архангельском, где, припавши к гробу Грозного, так плакал, что никто не мог допустить сомнения в том, что это не истинный сын Ивана. Строгим ревнителям православного благочестия тогда же не совсем понравилось то, что вслед за Дмитрием входили в церковь иноземцы».