Тайны и герои Века - [40]

Они вступили друг с другом в спор, куда перевозить труп Григория. В случаях обыкновенных этот вопрос решался следователем, выезжающим на место осмотра. Но в данном случае дело шло о сказочном Распутине, а потому все происходило необыкновенно. Макаров по телефону говорил спокойно, предлагая перевезти тело в анатомический театр Военно-медицинской академии. Но Протопопов, впав чуть ли не в истерику, визгливо покрикивал на полицмейстера генерала Галле, требуя от последнего особой изобретательности. Дело в том, что, по мнению Протопопова, оставлять тело в городе было опасно, ибо это могло будто бы вызвать рабочие волнения и беспорядки, и потому следует перевезти его куда-нибудь за город по дороге в Царское Село. Генерал Галле долго терялся в поисках, удовлетворяющих задание Министерства внутренних дел, и, наконец, остановился на часовне Чесменской богадельни, отстоявшей в восьми верстах от города, как раз по дороге в Царское Село.

К вечеру перевоз туда тела и состоялся.

Поклониться телу Распутина приезжали на автомобиле какие-то дамы из Царского Села, лица которых были скрыты густыми вуалями.

Когда тело было найдено, возбудили производство предварительного следствия.

Вскоре, по высочайшему повелению, князь Юсупов был выслан из Петрограда в свое курское имение, а Великий князь Дмитрий Павлович, принимавший якобы участие в убийстве Распутина, был отправлен на Кавказский фронт. Пуришкевич тотчас же уехал в действующую армию, где, работая в созданных им питательных пунктах, заслужил себе добрую славу.

В правительственной чехарде сенатор Добровольский успел перепрыгнуть через Макарова и занял пост министра юстиции. По вступлении в должность он вызвал к себе Ф. Ф. Нандельштедта для доклада по делу убийства Распутина.

Следствие по этому делу осложнилось тем обстоятельством, что тут замешан был Великий князь, по действующим основным законам не подсудный суду общему, а лишь суду самого императора. С другой стороны, в нашем судопроизводстве существовал незыблемый принцип, что при подсудности одного из обвиняемых суду высшему остальные обвиняемые по этому же делу подлежат также этому же суду. Эти положения новый министр высказал прокурору, желая выслушать его мнение о дальнейшем направлении следствия, добавив, однако, при этом, что Государь ему лично сказал, что Великий князь заверяет, что руки его не запачканы кровью Распутина.

Ф. Ф. Нандельштедт, основываясь на уже добытом материале следствия, находил заявление Великого князя просто казуистичным, ибо Распутин был застрелен, а не убит кинжалом, следовательно, действительно, ничьи руки не были обагрены его кровью, но убийство все-таки было совершено. Мало того, если следствие даже установит, что Великий князь Дмитрий Павлович лично и не стрелял, все же он был, видимо, в сговоре с убийцами и, во всяком случае, знал об их намерениях, что не освобождает его от ответственности.

Ввиду всех этих соображений на этом совещании у министра было решено направить все производство на высочайшее усмотрение, что, однако, не было выполнено до февральского переворота.

С момента нахождения тела Распутина Нандельштедт принимал уже мало участия в следствии. Хотя ему и было предложено отправиться в курское имение Юсупова для присутствия при снятии допроса с князя, но неожиданная болезнь помешала этой поездке, и его заменил товарищ прокурора. Однако Нандельштедт присутствовал при допросе следователем по особо важным делам Ставровским некоторых свидетелей, в том числе и депутата Пуришкевича. Последний допрос сопровождался таким инцидентом.

Пуришкевич отрицал все, даже установленный следствием факт своего присутствия в доме Юсупова в вечер убийства. Очевидно, он был связан обещанием молчать. Когда следователь прочел ему записанное показание и добрался до пункта «по делу об убийстве Распутина ничего сообщить не могу и о самом убийстве узнал лишь из газет», то Пуришкевич перебил чтение, прося несколько изменить редакцию, добавив к словам «и о самом убийстве узнал из газет» слова «с удовольствием». Следователь растерянно посмотрел на прокурора и последний счел необходимым вмешаться:

— Для следствия безразлично, испытывали ли вы удовольствие или нет, ему нужен лишь фактический материал.

— Но я испытывал удовольствие, ведь это факт! — возразил Пуришкевич.

— Удовольствие — это ваше субъективное переживание, и только. А потому эти слова в протокол занесены не будут.

Спустя несколько дней после февральского переворота Нандельштедт заехал в Министерство юстиции, где в приемной у Керенского застал немало публики. Каково было его удивление, когда среди присутствующих он заметил и Пуришкевича. Последний, одетый в походную форму, галифе и френч, с Владимиром с мечами на шее, расхаживал по приемной, дожидаясь своей очереди.

У прокурора мелькнула мысль: уж не думает ли Пуришкевич занять какой-нибудь пост в Министерстве юстиции? Но, наведя справку у начальника отделения, узнал, что Пуришкевич приезжал к Керенскому все по тому же делу Распутина. В каких тонах велась беседа этих двух политических полюсов — неизвестно, но следствием ее было распоряжение Временного правительства о полном прекращении дела…