Тайны и герои Века - [41]

Детективные рассказы А.Ф. Кошко

Несколько портретов

Должность начальника сыскной полиции имеет ту своеобразную особенность, что по характеру своих обязанностей она привлекает к себе людей не только различных социальных положений, но и обращающихся часто по весьма курьезным поводам. Начальник сыскной полиции является нередко своего рода духовником и поверенным душ людских, но еще чаще выслушивает ряд вздорных претензий и жалоб. И какие только типы просителей не проходят перед ним! Я в одном из рассказов описывал психопатку с пропавшим котом. А вот еще несколько курьезных портретов моих обычных посетителей.

Разиня

— Господин начальник, там какой-то человек желает вас видеть.

— Что ему нужно?

— Не говорит.

— Ну, просите.

В кабинет степенно входит человек купеческой складки. Ищет глазами образ; найдя, не торопясь, крестится и, отвесив мне чуть ли не поясной поклон, нерешительно приближается к столу.

Я указываю ему на кресло:

— Присаживайтесь!

— Ничего-с, мы и постоим-с.

Да уж, что стоять! Разговаривать-то сидя ловчее!

— Садись! Садитесь же!

Мой посетитель садится на край кресла и трет свою рыжеватую лопатообразную бороду, глядит на меня умиленно кроткими, голубоватыми глазками. В комнате распространяется своеобразный и довольно сложный запах — какая-то смесь дегтя, пота, чая и черного хлеба.

— Ну, что же вы мне скажете?

Он откашливается и высоким голосом начинает свой рассказ:

— Мы сами будем ярославские. Работаем по торговой части. Денег огромадных не зашибаем, но, между прочим, Бога гневить не будем: кормимся. Вот и нынче пригнал я в Москву-матушку вагон телятинки, продал его без убытку-с. Хорошо-с! Захотелось это мне побаловаться чайком. Ну что же, была бы охота! Захожу это я в трактир, что «Якорем» зовется. А мы про здешние трактиры московские все знаем-с: оберут тебя как липку, а и самого украдут да цыганам спустят, коль смотреть в оба не будешь. Ну-с, хорошо-с! Вхожу это я, а сам думаю: «Смотри, Митрич, не зевай, не ровен час!» Слуга в раздевальне мне говорит: «Купец, снял бы шубу, а то сопреешь!» Шалишь, думаю, не на дурака напал! Так я тебе и поверил! «Ничего, милый, мы привыкши», — говорю я. А шубу я себе справил степенную, с широким бобровым воротником. Ну, словом, первый сорт. Да нашему брату иначе в Москву и носа не показывай, коммерция того требует, опять же и для кредита. Ну так вот-с, вхожу я в зал и усаживаюсь за столик, а шубы не скидываю. Выпил чайник, другой и взопрел. Давай, думаю, скидану-ка я шубу здесь же, на спинку стула, и для верности сяду на нее, куда ж ей в таком разе деваться? При мне и останется. Так и сделал.

И в такое это я, Ваше Высокородие, пришел благодушное равновесие, что и сказать нельзя. Без шубы стало вольготно, теляток хорошо продал, на сердцах легко и весело. Выпил это я, не торопясь, еще парочку чайников, рассчитался со слугою, даже гривенник ему, мошеннику, отвалил, да и встаю, чтобы облечься в шубу. Глядь! Мать честная! А воротника на шубе как не бывало! Я и туды, я и сюды, спрашиваю, а они только смеются: «Надо было, купец, шубу-то у швейцара оставить, все бы было цело!» Они, поди же, мошенники сами же и обкарнали ее. Ну уж и жулье московское! Век буду жить — не забуду и внукам прикажу помнить! Явите мне милость, господин начальник, прикажите разыскать воротник! Ведь двести целковых заплачено, не сойти мне с этого места!..

Нахал

Сыскной полиции стало известно, что вновь вернулся в Москву, отбыв свой срок высылки, некий ловкий шулер Прутянский. По дошедшим сведениям, Прутянский принялся за старое, и я приказал произвести в номере его в гостинице обыск. Обыск ничего не дал. И я, конечно, забыл об этом ничтожном случае.

На следующее утро мне докладывают, что какой-то чиновник желает меня видеть.

— Просите.

С шумом раскрывается дверь моего кабинета, и высокий осанистый господин с гордо поднятой головой, в форменном кителе ведомства императрицы Марии и с форменной фуражкой в руках, быстро подходит к столу, небрежно бросает на него фуражку и, не дожидаясь приглашения, плюхается в кресло.

— Что вам угодно?

— Да помилуйте! Это черт знает что такое! Вчера ваши люди ворвались ко мне в гостиницу, перерыли все вверх дном и, не извиняясь даже, ушли. Да ведь это что же такое? Житья нет, если каждый будет безнаказанно врываться в твое жилище! Да я, наконец, буду жаловаться на вас в Петербург, если вы только не обуздаете своих олухов!

— Как ваша фамилия?

— Калинский советник Прутянский, — бросил он небрежно.

Я, уже порядком взбешенный чрезвычайно наглым тоном посетителя, да услышав еще фамилию известного, зарегистрированного шулера, я потерял всякое самообладание и, стукнув изо всей силы кулаком по столу, крикнул:

— Вон! Сию минуту вон, нахал этакий! Да я тебя, шулера, не только из кабинета, но и из Москвы немедленно выставлю! Вон, говорят тебе!

И, встав из-за стола, я стал наступать на него.

Нахалы обычно бывают не менее трусливы, чем наглы. Это вполне подтвердилось на Прутянском. Забыв на столе фуражку, он кинулся от меня к выходу и, пугливо на меня оборачиваясь, стал царапаться и ломиться в шкаф, стоящий у стены рядом с дверью.