Тайная жизнь влюбленных - [9]

Осталось лишь одно дело, которое Эдгар считал по-настоящему важным, — пробираться мимо Стэна и нырять в буйную зелень парка. Он ел, чтобы не кружилась голова, и спал, чтобы не уснуть на ходу. Отбывал повинность в школе, слушал учителей, обедал с остальными детьми, однако их смех только напоминал ему о несчастье с мамой. Когда одноклассники приглашали его в гости, он вежливо отказывался.

Наступило и прошло Рождество. Привратник Стэн принес елку и помог отцу прикрепить к веткам гирлянды. Были открыты подарки и разрезана индейка, но радость ушла в стволы деревьев, в спящие созвездия сирени.

Отец купил собаку, которую никто не хотел выгуливать. Как пианино, купленное для украшения интерьера, собака знала, что ей по-настоящему не рады, и целыми днями лежала на подстилке. А однажды просто исчезла.

Отец теперь работал и по субботам. Квартира уснула под толстым слоем пыли. Тихая, безрадостная жизнь тянулась, как промозглый воскресный день. К тому времени как закончилась зима и земля стала отмякать, река молчания между Эдгаром и отцом превратилась в море — тихое, без волн и приливов. Ничто не приносило перемен, тяжелая толща воды хранила несказанные слова.

В годовщину маминой смерти отец ушел из дома, когда Эдгар еще спал.

За час до приезда машины, которая должна была отвезти его в школу, Эдгар поел хлопьев с молоком и вытащил из-под кровати мамин свитер, потом сложил его и спрятал в рюкзак, вытащив оттуда тетрадь с домашним заданием и учебник истории. На перемене нашел пустую кабинку в туалете, открыл рюкзак и жадно вдыхал остатки маминой жизни.

После уроков он, как обычно, перешел Пятую авеню и устремился к скамейке. На центральной аллее парка неудержимо хохотал какой-то турист, позировавший для уличного художника. Его девушка тоже смеялась. Эдгар всегда считал глупостью со стороны туристов покупать свои портреты и портреты своих любимых. Лишь после маминой смерти он понял, что для памяти хороши все средства.

Когда Эдгар дошел до кустов, скрывающих скамейку, его подхватил и понес вперед знакомый аромат сирени, однако ему пришлось резко остановиться, потому что на скамейке сидел с закрытыми глазами странный человек: индус в тюрбане, обернутом вокруг головы, в коричневом костюме и плотном дождевике с мокрыми пятнами. Когда Эдгар подошел совсем близко, незнакомец открыл глаза и посмотрел на него.

— Извините, — сказал Эдгар, — но вам нельзя здесь сидеть.

Мужчина потянулся рукой к тюрбану. Один его глаз переместился к краю глазницы, словно стремился жить своей собственной жизнью.

— Мне нельзя здесь сидеть? — удивился он.

— Я думал, об этом месте никто не знает, — сказал Эдгар, оглянувшись на дорожку.

— По-моему, о нем должны знать все, — ответил мужчина. — Здесь очень славно.

Эдгар понял, что незнакомец не собирается уходить, и присел рядом с ним.

— Откуда тогда ты о нем знаешь, если оно такое секретное? — Странный собеседник наклонился к ароматной грозди и шумно вдохнул.

— Мне его мама показала, — пояснил Эдгар.

— Вот как? — Индус удивился еще больше. — А почему она сегодня не пришла?

— Она умерла.

Мужчина рассмеялся и вскочил со скамейки.

— Ты что, с ума сошел? — закричал он, поправляя тюрбан. — Люди не умирают!

И опять расхохотался, но не насмешливо, а скорее недоверчиво. Своевольный глаз забегал по кругу, а нормальный продолжал смотреть на Эдгара.

— Ты, должно быть, сумасшедший, — повторил индус, вновь устраиваясь на скамейке.

Эдгар подвинулся и посмотрел в прогалину между ветвями, сквозь которую виднелись облака.

— Ты ведь не боишься меня?

— Нет, — ответил Эдгар. Он ничего не боялся, потому что самое страшное в его жизни уже произошло.

— Не обращай внимания на мой ужасный глаз, — заметил индус. — Он прекрасно все видит, когда хочет.

— Но я видел, как она умерла, — сказал Эдгар.

— Не говори глупостей, — упорствовал собеседник, и Эдгар заплакал.

Внезапно небо потемнело, и легкий ветерок пошевелил разбухшие кончики сиреневых ветвей.

— А может быть, твоя мама сейчас здесь, с нами? — мягко спросил мужчина. — Твои слезы падают прямо ей в руки, — добавил он, становясь на колени у ног Эдгара и показывая на маленький листик чайной розы с капелькой влаги. — Видишь?

Эдгар опустил взгляд и представил себе ароматные чашечки роз, которые вырастут летом вокруг скамейки. И вспомнил мамино восхищение всем крошечным.

— Это всего лишь розы Питера Пэна.

Мужчина засмеялся, и его глаз вновь сорвался с орбиты.

— Ну конечно, а ветер — всего лишь колебание воздуха, а не смех смеха.

— Хотел бы я вам поверить, — сказал Эдгар.

— Ужасно, — покачал головой индус.

— Я не понимаю, как она могла нас оставить. Почему так должно было случиться?

— Она просто надела другую одежду.

Эдгар представил, как повторяет все это отцу. Тяжелый вздох и щелчок замка в двери, когда тот закрывает ее за собой.

— Если ты думаешь, что она ушла навсегда, то отрезаешь себе все пути, мой друг. — Мужчина вытащил из кармана апельсин и начал его чистить. — Я вижу свою жену, — продолжал он, — в лучах света летнего дня, что пробиваются сквозь окутанные туманом деревья к лежащим в траве яблокам, упавшим от ветра. Хочешь апельсин?