Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 5 - [192]

Тетрадь № 2.

Поэтому еще на пути к железной дороге мы набрали две или три фляги воды и сделали себе маленький веник из зеленых веток. Но вот и пара патрулей. Мы их слышали издали, так как они идут громко, и непринужденно болтая на незнакомом нам языке. Их беспечность свидетельствует о том, что здесь партизаны еще себя не проявляли. На других железных дорогах — Невельской, Бигосовской — патрули ходили совсем не так. За спиной патрулей мы втроем вышли на путь, потратив минуты 3 на то, чтобы выбраться на шпалы, не оставив следов на полосе между откосом и шпалами, которая содержалась в образцовом порядке, на ней были отчетливо видны следы грабель. Любой след на этой полосе испортил бы нам все дело. Нам удалось найти камень посредине этой полосы, встав на который, мы следующий шаг уже делали на шпалу, нигде не оставляя видимого следа. Однако, на случай обнаружения места, где мы взошли на путь, чтобы труднее было обнаружить мину мы отошли по шпалам метров 40 сторону и выбрав место минирования, принялись за дело. Расстелили плащ-палатку и на нее клали землю, которую мы между шпалами под рельсом, куда намеревались поставить мину. Это был песок с гравием, и мы копали руками вдвоем. Заряд у нас был большой, около 10 кг. И поэтому мы решили ставить его не под крайний рельс, а под внутренний рельс пути, по которому поезда идут на фронт, в надежде вывести из строя обе колеи и закупорить дорогу совсем. Установив в готовую яму заряд тола, я поставил на него мину, которая должна была сработать под давлением прогибающегося рельса, при прохождении поезда, и отрегулировал ее так, чтобы стержень, через который должен передаться этот нажим, коснулся нижней плоскости рельса. Затем отпустил его примерно на миллиметр, чтобы мина не сработала при прохождении какой-либо дрезины. Начали засыпать заряд тем же грунтом, который ранее выбирали. Засыпав весь заряд, перед тем, как приступить к маскировке, вынул предохранитель из мины. Теперь нужно работать особенно деликатно, торопиться нельзя. Осторожными движениями руки выравниваю поверхность земли над зарядом. Сухой песок светлым пятном выделяется на сырой поверхности. Его смочил дождь. Мы достали наши фляги с водой и льем воду на веник, который держим над минированным местом и потряхиваем им, точь-в-точь как это делает хозяйка, готовясь подметать пол. Брызги падают равномерно и скоро уже не видно этого светлого пятна.

Свернув в плащ-палатке остатки грунта и забрав все свои приспособления, я устраняю последние следы нашего пребывания, и мы осторожно покидаем это место и возвращаемся прежним путем — 40 метров по шпалам, на камень и под откос. Охранявшие нас товарищи говорят, что мы были на пути минут 10 (это долго), но работали очень тихо. Вокруг все спокойно. Мы покидаем это место и направляемся лесом к деревне, где живет наш проводник. Отойдя метров 150, освобождаем плащ-палатку от земли и бросаем веник, он нам пока не нужен. Проводник вынес нам хлеба, яиц, молока. Мы вместе с ним в кустах, за деревней подкрепились и в разговоре закрепили свое знакомство с этим молодым, смелым парнем. Он охотно дал согласие помогать нам и в будущем. Наша беседа затянулась, солнышко уже начало пригревать, кое-кто спал, а мы с интересов слушали рассказ о настроениях советских людей, оказавшихся на оккупированной территории, о поведении немцев, о охране железной дороги и так далее. Вдруг мы услышали шум поезда, который шел в сторону фронта. В утренней тишине этот шум, то был отчетливо слышен, то пропадал. Вот он уже доносился с того места, где мы ставили мину. Мы в волнении ожидали взрыва, но его не было. Много мыслей о причинах неудачи промелькнуло в памяти. Вдруг раздался взрыв. Волнение и томительное ожидание сменяется радостным настроением, заметил, что всегда, волнуясь, ожидаешь взрыва раньше, чем он в действительности последует. Мы распрощались с нашим проводником, ему уже пора было идти на работу, и он должен был участвовать в восстановлении пути. Мы просили его хорошенько установить результаты диверсии. Позже мы узнали, что диверсия была удачной, был разбит вражеский эшелон, причем половина его упала под откос, а часть разбилась на путях, принеся особенно много хлопот немцам, так как на то, чтобы разобрать остатки разбитых вагонов и отремонтировать пути им понадобилось 5 суток (не точно). Это была значительная помощь фронту.

Е.А. Телегуев

После этого я несколько раз направлялся командованием в этот район для диверсий на этой железной дороге и продвижения в Западную Белоруссию, для изучения обстановки диверсий.

Изучив обстановку, мы уже знали, в каких деревнях можно появляться днем, не опасаясь доноса немцам, пользовались лошадьми, чтобы быстрее добираться до нужного пункта. Когда в первый раз мы пошли в леса и глубоко, чтобы пустить под откос поезд на железной дороге Фруя-Воропаево, то недалеко от бывшей польской границы войдя в деревню расспросили крестьянина, есть ли в деревне немцы. Он нам ответил, что сейчас нет, и вообще вечерами бывают редко (дело было вечером), полицейские бывают чаще. Мы пошли дальше и возле одного дома увидели на крыльце хорошо вычищенные не крестьянского покроя сапоги большого размера. Спросили у крестьянина, кому они принадлежат, чтобы предложить хозяину обмен, так как один из наших партизан (по прозвищу «Сынок») носил 45 размер и нигде не мог найти подходящие сапоги, хотя носил в мешке крой на сапоги. Крестьянин нам ответил, что это сапоги управляющего имением — голландца. Когда стали уточнять, он сказал, что два голландца присланы немцами, как управляющие имением, что они имеют винтовки и гранаты. Один из голландцев, со слов крестьянина, уехал в местечко, где стоял немецкий гарнизон, а другой дома. Он указал нам как пройти в его комнату. Когда мы втроем вошли в комнату, он сидел к нам спиной за письменным столом, на спинке стула висел его ремень с пистолетом. Он ни делал никаких попыток к сопротивлению мы взяли пистолет и стали с ним договариваться об остальном. Я и Николаев Саша (из отряда Мышко) знали несколько десятков слов по-немецки и кое-как мы договорились. Он отдал нам две винтовки, патроны, четыре немецких гранаты, мы взяли у него электрический фонарик. Крестьяне отзывались о нем неплохо. Поскольку это было организованное небольшое молочно-товарное хозяйство, то мы попросили голландца дать нам пару хороших лошадей с телегой, и продуктов. Он быстро и «охотно» все это сделал, уложив нам на телегу хлеба, масла, меду. К темноте мы двинулись в путь. Проехав около 15 км по безлесистой местности, мы зашли на хутор к одному поляку. Впереди была река, и нам нужно было знать, не охраняется ли мост. За рекой был лес. Поляк оказался работником одного пана, жил плохо. Отнесся к нам очень хорошо. Он сказал, что через речку есть только один мост, но он охраняется полицейскими. Обсудив положение, мы попросили его сохранить наших лошадей до нашего возвращения, так чтобы их никто не видел. Он задумался, но потом согласился. Мы ему намекнули, что в случае предательства ему не поздоровится. Нам пришлось воспользоваться лошадьми раньше, чем мы предполагали. Буквально на второй день в короткой стычке были ранены двое из нашей группы, насчитывавшей 5 человек: Валентик — в бок, так что не мог передвигаться без помощи, второй — легко в плечо. Кроме того, мы узнали, что по дороге Фруя — Воропаево временно не ходят поезда. Мы должны были возвращаться. Так, через двое суток мы с большими трудностями добрались до дома поляка, где оставили лошадей. Подходили очень осторожно, тщательно наблюдая и прислушиваясь. Все было тихо. Он нас не предал. С его слов полиция узнала о появлении партизан и активизировала свою деятельность в этом районе. Но они искали нас, конечно, в лесу. За остаток ночи мы, будучи все время в боевой готовности, быстро проехали безлесистый участок и утром уже были в наших «обжитых» местах. Валентика немножко подлечили и вскоре отправили в лагерь отряда. Примерно через месяц он снова ходил со мной на операции.