Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 5 - [194]

Тетрадь № 3

Особенно трудны операции зимой, когда уже выпадает глубокий снег и каждый подход партизан к железной дороге (не по дороге), можно проследить по их следам. Увеличивается при этом и опасность преследования. Но мы зимой тоже подрывали поезда на молодеченской и бигосовской дорогах, хотя и с большими трудностями. К зиме 1942–1943 гг. мы имели достаточно белых маскхалатов, чтобы одеть в них группы, уходящие на выполнение заданий.

Примерно в феврале 1943 г. наша группа вышла по заданию командования на железную дорогу Полоцк-Блиосово, чтобы пустить под откос поезд. После обсуждения плана мы решили попытаться провести операцию левее Бониславского моста, ближе к станции Боровуха. Мы выбирали открытые места, зная, что немцы более плотную охрану ставят у лесных массивов. Мы остановились в одной деревне, примерно в 4 км от железной дороги. Немцы в ней появлялись редко, стояла она открыто в сторону железной дороги, и появление немцев днем мы могли своевременно заметить. Оттуда мы вышли ночью на железную дорогу. Ни в какие другие деревни не заходили, шли сначала по санной дороге, а потом по целине. Подошли к железной дороге на чистом месте. Только отдельные кустики помогали нам маскироваться. Мы были в маскхалатах. Легли на снег и стали ждать поезда, наблюдая за железной дорогой. Поезда ходили редко, один — два в ночь, а то и не одного, а патрули ходили часто. Мы уже приспособились делать свое дело быстрее чем раньше, используя МУВ на перелом (без шнура). Нам нужно было только выйти на путь, поставить заряд и укрепить детонатор и МУВ с палочкой, высотой 60 см, которую должен свалить паровоз, для того чтобы произошел взрыв. Это всего 2–3 минуты работы на путях. Но даже при этом усовершенствовании мы не могли ничего сделать в первую ночь, так как прошел только один поезд, и патрули в это время были близко. К рассвету мы ушли в деревню, где днем отдыхали. Наши маскхалаты и одежда были мокрые, и мы их сушили на печке. В следующую ночь — тоже самое. Мы пролежали на снегу всю ночь, но поезда не пошли. На пятый день безуспешных попыток мы решили сменить место, так как продолжать ходить в этом же месте было рискованно. Мы стали ходить и дежурить ночью метров на 300 левее. Многие из нас простудились, это было опасно, так как кашель мог выдать немцам наше присутствие. Мы знали когда, в каком направлении и сколько патрулей пойдут по пути. Так мы провели лежа на снегу еще 2 ночи и все безуспешно. И только на восьмую ночь мы дождались удобного момента. Патрули прошли мимо нас, и к нам приближался поезд. Мы вскочили, и все бросились на путь. Подбежав к откосу, мы с разбегу взобрались до половины, но он оказался, совершенно неожиданно для нас, обледеневшим после оттепелей и мороза, и мы как с ледяной горки скатывались обратно. Мы карабкались на откос и скатывались с него, а поезд уже громыхал рядом, освещав тусклым светом фонарей путь впереди себя. Поняв безнадежность наших попыток, мы залегли внизу, пропускали поезд и раздосадованные неудачей ушли от железной дороги. Поскольку наш подход мог быть замечен, мы решили на то место больше не ходить и на следующую ночь ушли примерно на километр левее, ближе к Полоцку. Там мы вышли полем к железной дороге, но метрах в 400 от линии был кусочек леса, Пройдя через него мы вышли прямо напротив трубки в железной дороге, где был самый высокий откос. Это было как раз то место, к которому мы хотели выйти, разрабатывая маршрут по карте. Мы залегли метрах в 60 от железной дороги и пролежали всю ночь. Поездов не было, но мы установили, что патрули справа и слева встречаются между собой как раз у этого места, где мы находились. Перед рассветом мы ушли, но предварительно установили, что грунт откоса вытом месте раньше укреплялся плетеными прутьями и колышки торчат из-под снега. Мы были научены горьким опытом и теперь придавали значение таким мелочам, на которые раньше не обращали бы внимания. На следующую ночь мы опять пришли на это место и залегли метрах в 60 от полотна. Патрули прошли мимо нас, встретились с другой парой, побеседовали, покурили и разошлись опять. Примерно через час послышался шум поезда со стороны Полоцка, мы насторожились. Вскоре появилась пара патрулей, они дошли до обычного места, встретились там с другой парой, поговорили, закурили. А шум поезда нарастает. Мы ждем с нетерпением, когда они направятся в обратный путь. Они стоят наверху и хорошо нам видны на фоне неба. Хочется открыть по ним огонь, но мы знаем, что если даже мы их всех убьем, то поднимется стрельба, поезд будет остановлен и операция сорвется. Мы терпеливо ждем. Вот они расходятся в разные стороны. Только скрылись они в темноте, и мы сначала осторожно, а потом все быстрее подползаем к дороге. На этот раз мы забрались на откос без особых трудностей. Поезд уже близко и мы действуем быстро и решительно. На путях работаем трое, три человека охраняют наш отход внизу. За полторы две минуты мы управились и спустились к товарищам. Теперь уже нечего опасаться того, что кто-то может помешать совершения возмездия. Уже виден поезд, он идет полным ходом. Мы успеваем отбежать метров за 100 от полотна и останавливаемся посмотреть. Опять кажется, что поезд уже прошел роковое место, а взрыва нет. Но это только кажется. Яркий свет, громовой взрыв и в течение долгой одной или двух минут бесконечный грохот ломающихся вагонов и скрежет железа. Мы ускоряем отход и через лесок выходим в поле и там уже чувствуем себя в безопасности. В чистом поле, в бездорожье не будут немцы ставить засады. Утром зашли в деревню, откуда выходили и не отдыхая пошли дальше. Мы удалились в сравнительно безопасный район, где в одной деревушке жили родственники одного из наших партизан. Там мы заказали баню и отдыхали два дня. Это был заслуженный отдых: мы провели на снегу 10 ночей подряд, все были простужены, но никто не болел. Здесь мы отдохнули, поели горячих щей, по которым очень соскучились, отмылись, высушились, постриглись, побрились, кому было нужно и были готовы на новое дело. У нас в группе был Петр Капыцын, крестьянин из Сталинградской области, пожилой мужчина лет под 50, мастер на все руки. В лагере он был и поваром, и дояркой, и сапожником, и цирюльником. Он прожил жизнь и за что бы не взялся, все у него получалось хорошо и скоро. Еще раньше в лагере я ему рассказал, что разбил стекло у карманных часов. Капыцын посмотрел часы, сказал, что часы мне необходимы и сказал, что попробует помочь. Я думал, что он шутит. Через несколько дней он мне вернул часы с сильно выпуклым стеклом, говоря, что до конца воины мне этого стекла хватит, а потом можно вставить и покрасивее. Все были удивлены. Капыцын сделал это имея под руками только бутылки и напильник. Часы эти с его стеклом действительно служили мне всю войну и долго еще после войны. Он мог сделать все, за что бы не взялся. Он нас подстригал, лучше его никто не мог вытопить баню. Когда мы ставили заряд — он был со мною на путях. Он не боялся смерти, был весельчаком. В связи с его возрастом он не часто участвовал в операциях и боевых делах и поэтому особенно гордился этой операцией. Через два дня мы направились в лагерь. По пути узнали, что в результате нашего взрыва был разбит эшелон в 20 вагонов (неточно) с техническим оборудованием, вывозившимся немцами в Германию.