Тайна Великих Братьев - [34]
В воскресенье по знаку Великих Братьев поредевшее Племя приходит в Гнездо Горного Драко́на.
Грустно сейчас и, вместе с тем, как-то празднично в лесу: пожелтели берёзы и липы, пунцово-красным стал узорчатый лист рябины, оранжево горят наполовину облетевшие ветви осин, в пурпуре — листва черемухи. И только сосны и ели такие же, как были летом.
— Жечь костёр, или так будем? — спрашивает Лёшка.
— Так посидим. Говорить-то особо нечего.
Верно говорят: на сердце ненастье — так и в вёдро дождь, Настроение у всех дрянное, никудышное.
Сашок неожиданно поднимается на ноги, выпячивает грудь и говорит тонким девчоночьим голосом:
— Дети, не забывайте о восшествии на вершину…
Все немного посмеялись, отошло на душе. Теперь можно начинать Главный Совет.
Конечно, Андрей Андреевич — это не бывший вождь чернокожих Саркабама, и не очень-то с ним поиграешь в лесу иль в деревне. Но, может, и не каждому нужно это? Без Гули обойтись можно. Грамоте учит? Учит. И на том спасибо. А в Гнезде Горного Дракона и так ладно. Жаль, понятно, — здоровый больно, пригодился бы. Ну, на нет и суда нет.
Посидели ещё немного, вспоминали, какие дела на Главном Совете решить надо.
Лёшка предложил: как ударит морозец, облить крепость водой. Тогда все щелки, какие мхом не забили, лед оденет. Ни ветер, ни снег — ничто не страшно.
Так и решили, прежде чем разойтись.
…Учиться у Гули было скучно. Не умел он говорить с людьми, ни как Митрич, ни как дедушка Терентий, не видел он никаких тайн ни в лесу, ни в поле, не знал он никаких сказок, все у него в жизни было разложено по ящичкам, и на ящичках этих написано «хорошо» или «плохо».
Дома у Андрея Андреевича жила чистенькая тихая жена и две чистенькие здоровенькие девочки, похожие на куколок: обе русые, обе с голубыми бантиками, обе в белых, аккуратно выглаженных фартучках.
Учитель состоял в комсомоле и на собраниях говорил всегда одно и то же:
— Власть нам дала новую жизнь, и мы должны всемерно пользоваться преимуществами этой жизни.
Комсомольцев в селе было трое, не считая Гули. Все это был задорный народ, пытливый, храбрый на выдумку. Но Гуля у них был главный, и каждому дал какую-нибудь очень правильную и очень скучную обязанность. Старший брат Сашка́ — Кирька выпускал стенную газету, которую никто не читал, потому что в ней писалось только о вреде табака и о преимуществе книги Карла Маркса перед Библией.
Дочка сельсоветского председателя — Наташа, непоседливая, как коза, по наущению Андрея Андреевича ходила на все деревенские вечеринки и посиделки и скучно рассказывала о том, сколько мяса, молока и яиц можно купить за деньги, которые они, несознательная молодежь, тратят на водку. Тут же Наташа точно сообщала посмеивающимся парням, сколько в этом самом мясе заключено всяких полезных веществ.
Ещё один член комсомола — Володька Всесвятский — попытался было выводить какие-то свои особые сорта груш и яблок, но Андрей Андреевич объяснил ему, что это — селекционная работа и ею должны заниматься научные учреждения.
Нет, скучно было учиться Великим Братьям у сухаря Гули! Только и радости — забраться в Гнездо Горного Дракона, спрятаться за толстыми стенами, зажечь костерок и сидеть, сидеть всю ночь напролет, слушая книжку про немыслимо храброго революционера Камо.
Как-то вечером Кирька пришел домой взъерошенный, радостный, помял на ходу бока Сашку:
— Пляши, Шурка! Колхоз устраивать будем!
— Это еще что за колхоз? — хмуро поинтересовался средний брат.
С этого дня редкий час в семье Смолиных обходился без споров. Кирька сердился, бушевал, доказывал брату Гришке, что в колхозе будет райская жизнь, не сразу, конечно, но будет.
Григорий трепал реденькую мальчишескую бородку, дымил махоркой и язвительно улыбался:
— Копил, копил, да чёрта и купил!
— Кулак ты, Гришка! — огорченно говорил Кирька и вздыхал. — Тебе не у Смолина родиться бы, а у Мортасова.
Отец понимал выгоду колхоза и не прочь был вступить в него. Но пугало: что скажет село? Не станут ли пальцем тыкать в старика? Да и страшно было начинать новое на закате лет.
Дед Терентий — ему шел уже восьмой десяток — в споры не мешался: пусть сын решает.
Кирька, не дожидаясь решения брата, вступил в колхоз. Роман Ильич выделил сыну часть хозяйства, но сам в артель не пошёл.
Гришка наотрез отказался идти в «голхоз».
…В мае тридцать первого года Сашок окончил начальную школу. Роман Ильич справил по этому случаю небольшой семейный праздник, на котором, кроме своих, были Лёшка Балашов, Ванька Косой и Октябрина. А на другой день Роман Ильич внезапно для семьи, объявил, что он и Александр уезжают в город. Кирька сразу насупился, зло посмотрел на отца, глухо спросил:
— От колхоза бежишь, батя?
— Нет, — твердо сказал отец, — не бегу, Кирька. Отвезу Сашка в город учиться и вернусь. Тогда и в колхоз пойду.
…На станции, пока отец прощался с сыновьями и дочерьми, с дедом Терентием, с кумовьями и просто с добрыми людьми, Сашок заспешил в сторонку, где ждали его Лёшка Балашов, Ванька Косой и хмурый Мишка Губкин.
Великие Братья молчали. Только Мишка, казалось, жевал застрявшие во рту слова и никак не мог этого сделать.
Наконец, Лёшка неловко обнял Сашка и сказал ему, глядя прямо в глаза:
